как я приметил, не робкий, только душой больно мирской.
– Сейчас-то где обретается?
– Повелел я ему опять в монастырь податься. Волю твою на то не порушил.
– Зимой возьму его к себе в Троицу.
– Не спеши. Пусть сам обретет путь к Господу.
– Смотрю и поверить боюсь: такими очи Христа Русь еще не видала.
– Увидит. Русь все по-иному видит. Не только страхом перед Господом живет, а заветной надеждой на его милость. Русь мнит Господа милостивым. И милость эта нужна ноне Руси. Родится от нее в наших людях сила богатырская, что поможет встретить грудью дьявольскую татарскую ярость.
Митрополит, взглянув на Сергия, предложил ему сесть, пояснив смущенно:
– У меня и самого в ногах силы в обрез. Моя старость настырная. Не поверишь. Всяко норовит меня на вечный покой отправить.
Спросил после паузы:
– Какая нужда привела тебя ко мне?
– Сны вещие – тому причина.
– Сны? – удивленно спросил старец. – Уж не подметная ли грамота приснилась?
– Про что грамота?
– Сейчас прочтешь.
Алексий подошел к аналою, из-под раскрытого Евангелия достал листок пергамента. Передав его Сергию, повелительно произнес:
– Прочти и позабудь!
Сергий, прочитав неразборчиво писанные строки, побледнел. Вернул грамоту старцу, а тот вновь положил ее под Евангелие.
– Да как же замыслилось такое?
– Замыслилось. Мамаю со мной тесно на Божьем свете. Тут важнее другое: по какой причине такое замыслилось именно в нынешний год?
– Неужли Мамай на разорение Руси замахнулся?
– Истину молвил! В этом причина его ненависти ко мне. Он ведает, что князь верит мне, и надеется, что без меня Дмитрию станет худо. Но невдомек татарину, что беда для Орды не во мне, а в слитности Руси удельной. Тебя спрашиваю, отче, веришь ли в вызволение Руси от ига?
– Верю!
– Оттого-то Мамаю и надо нас убить, надо Русь лишить молитвенников за ее покой.
– Поплывешь?
– Нет! Беречь себя стану, чтобы дольше молиться о силе Руси до того дня, когда, встав с глазу на глаз с врагом, отобьет у татар охоту на ее разорение. К чему мне перед Мамаем своим бесстрашием хвастаться? Живой я нужнее Руси. Уверовал, грешный, что Русь Великая обретет силу богатырскую, и крепка в этом наша вера с тобой, отче.
Замолчав, митрополит, стоя у раскрытого окна, долго слушал плеск дождя и заметил сокрушенно:
– На всю ночь разошелся…
4
После возвращения в монастырь Андрею сразу пришлось заняться работой, он помогал Паисию в написании иконы Спаса Нерукотворного, предназначенной для нового храма в монастыре на Белом озере. Икону заказали для храма в честь святого, имя которого носил именитый боярин Питиримов. Сам боярин и игумен монастыря привезли заказ, и прихватив с собой образец, по коему должна быть написана икона. Образец был списан с хранящейся в Новгороде иконы, почитаемой новгородцами как святыня.
В монастыре на Белом