Алексей Леснянский

Отара уходит на ветер. Повесть


Скачать книгу

от меня на девяносто восемь процентов, но это же не полностью. Аж два процента мне осталось, маневрируй – не хочу, как говорится.

      Знаешь, читатель, я даже устал от обилия замечательных людей в своей жизни, потому что мне поневоле приходилось подстраиваться под их принципы и идеалы, а это для такой гвардии бестии, как я, не очень-то легко. Уж до того я нынче распоясался, что в существование плохих людей верю меньше, чем в сказки. Намедни один человек здорово меня подставил. Я аж обрадовался. Слава тебе, Господи, думаю. Есть, значит, и подлецы на белом свете. Однако доверяй, но проверяй. В общем, давай я человека на чистую воду выводить, есть у меня способы. И что же вы думаете? Как соскрёб я щетину со свиньи, то не какой-нибудь там человек с большой буквы, а прямо бесценный клад мне открылся, который сразу так и захотелось сдать в полицию и получить от государства положенное вознаграждение в размере двадцати пяти процентов.

      И везде меня преследует народная красота, прямо житья от неё нет. На сегодняшний день я уже не сомневаюсь в её существовании. Теперь меня волнует другое: откуда она взялась после такого-сякого прошлого века и почему люди не замечают её ни в себе, ни в других? Вот относительно недавний пример. В конце июня 2010-го мы с Пижоном крыли крышу кошары рубероидом и матом. Пижон – рабочий моего отца и по совместительству – бомж и конченый алкоголик. Пекло, помню, было страшное. Кровь кипела в жилах. От горизонтального хранения на складе рубероид слипся, как иная сука с кобелём. Чтобы при размотке рулонов не сделать в них дыры, мы работали медленно, аккуратно и предельно внимательно. Расслабился на секунду – получай прореху. К обеду от изнеможения, перегрева и однообразной работы я пал духом.

      – Кое-где можно и с дырами, – говорю. – Овцы под дождём вообще до нитки промокают и ни фига. Ну, просочится на них три капли с крыши и чё? Не помрут, поди.

      Пижон вскидывает на меня удивлённый взгляд. Смотрю, он реально не понимает, о чём я вообще.

      – Батя не узнает, – продолжаю.

      Теперь Пижон всё понимает. Он хмыкает с усмешкой и возвращается к работе.

      – На себя всё возьму, ты не при делах, – решаю идти до конца, хотя уже вижу, что моя настойчивость не вызовет в напарнике ничего, кроме презрения.

      – Дуй с крыши, без тебя управлюсь, – отвечает.

      – Ген, ты чё? – говорю.

      – Чё слышал, – отрезает и через пару секунд добивает: «Не боись, бате не сдам».

      Я начинаю сгорать не только от жары.

      – Больше не буду, – говорю после продолжительной паузы.

      – Ничё, ничё – бывает, – отвечает Пижон, поднимает глаза к небу, щурится от слепящего солнца и радостно улыбается, как будто мы тут его крышу кроем, как будто он та овца, на которую теперь ни одной капли дождя не упадёт.

      В тот день провозились мы на кошаре до ночи. А ведь назавтра Гене надо было рано вставать, раньше меня, хотя