Коллектив авторов

Пушкин в русской философской критике


Скачать книгу

лицемерно-наглым издевательством обращаются к поэту эти мнимые «поденщики»:

      Нет, если ты небес избранник,

      Свой дар, божественный посланник,

      Во благо нам употребляй:

      Сердца собратьев исправляй!

      Мы малодушны, мы коварны,

      Бесстыдны, злы, неблагодарны;

      Мы сердцем хладные скопцы;

      Клеветники, рабы, глупцы;

      Гнездятся клубом в нас пороки;

      Ты можешь, ближнего любя,

      Давать нам смелые уроки,

      А мы послушаем тебя.

      Последний стих, даже по форме выражения, есть явная ирония и насмешка: ты, мол, поговори, а мы тебя послушаем.

      Трудно прийти в себя от изумления, будто бы это, переданное Пушкиным, циничное зубоскальство беспредельно самодовольных филистеров, так же беспечных насчет нравственности, как и насчет поэзии, – будто бы оно есть действительное, искреннее раскаяние и даже «вопль раскаяния»! – Однако! – Кто же написал эту покаянную речь толпы? Ведь Пушкин? А разве он с начала до конца не объявляет этих людей хладно-надменными, тупо-лукавыми глупцами? Считая же их надменными, как мог он приписать им искреннее смирение, как мог вложить в их лукавые уста слова и «вопли» истинного раскаяния?

      На лживый, лицемерно-наглый вызов «черни» отвечает благородный и правдивый гнев поэта:

      Подите прочь – какое дело

      Поэту мирному до вас!

      В разврате каменейте смело:

      Не оживит вас лиры глас!

      Душе противны вы как гробы.

      Для вашей глупости и злобы

      Имели вы до сей поры

      Бичи, темницы, топоры!

      Довольно с вас, рабов безумных!

      Во градах ваших с улиц шумных

      Сметают сор – полезный труд! –

      Но, позабыв свое служенье,

      Алтарь и жертвоприношенье,

      Жрецы ль у вас метлу берут?

      Гнев поэта правдив и понятен: не так возмутительна прямая вражда к доброму и прекрасному, как притворное к ним уважение, делающееся лукавым средством вражды. Гнев поэта правдив, язык поэта безгрешен, свободен от празднословия и лукавства, но… похожа ли его прямолинейная правдивость на «жало мудрыя змеи»? Если гневному красноречию поэта дать сжатое и простонародное выражение, не сойдет ли оно на ту фразу: «ах вы подлецы, подлецы!» – которая была выше приведена как образчик элементарной правдивости, способной только огорчить, но не пронзить зло насквозь? «Ах вы подлецы, подлецы!» – эта элементарная истина приняла в устах поэта благородную форму, сохранив, однако, всю свою элементарность. М. О. Меньшиков, которому гнусно-лицемерные слова «черни» странным образом показались «благородными», называет ответ поэта «крайне грубым и злобным». Другим он кажется благородным и правдивым. Это зависит от различного понятия правды: для одних правда всецело сводится к одному незлобию, другие понимают правду как истинное единство любви и гнева. Но во всяком случае следует признать, что ответу поэта недостает той змеиной тонкости, которую Серафим сообщил в пустыне Божию избраннику. Правдивый гнев такого избранника не исчерпывался бы крепкими словами,