вторжению больших циклонов. Но полностью исключить их не можем. Уборка хлеба в этом году будет происходить при обильных ливнях.
– Короче, урожая не будет, – скорбно проговорил Маруцзян.
– Будет, но меньше нормального, – осторожно уточнил Штупа.
Маршал яростно ударил кулаком по столу.
– Меньше или больше урожай, армию хлебом обеспечить! Не позволю уменьшать военные пайки!
– Успокойтесь, маршал, – сказал глава правительства. – Снабжение армии останется на прежнем уровне. Но гражданские пайки еще сократим. Прискорбно, но другого выхода не вижу.
Маршал успокоился так же быстро, как рассердился. Снабжение гражданского населения его не интересовало.
– Теперь послушаем наших героев! – Маруцзян улыбнулся нам. – Докладывать будете вы, полковник Гамов?
– Начните доклад с объяснения, почему игнорировали мои приказы и директивы правительства! – опять взорвался Комлин.
Маруцзян поморщился. Маршал нарушал обговоренный сценарий. Лидер партии максималистов шел к власти долго, извилистыми путями и хорошо приспособился к тому, что в учебниках называлось «стратегией непростых действий». Даже встав во главе государства, он недолюбливал атаки в лоб. И хотя командир корпуса, пока еще только полковник, в этом зале казался фигурой незначительной, Маруцзян не изменил своей гибкой политике. Он милостиво кивнул Гамову. Он все же нервничал: надо было слушать не чиновных лакеев, а своих врагов – он не сомневался, что мы враги.
– Начните с ваших побед, полковник. Это будет приятно и для вас, и для нас.
Павел Прищепа вытащил из портфеля что-то вроде большого блокнота. Через его плечо я увидел, что это приборчик, похожий на тот, что он давал мне. Только на том были две цифры, а здесь – около сотни. Павел ткнул в одну из них – и по внутренней стороне крышки побежали светящиеся слова. Он коснулся другой – надпись сменилась. Я шепотом спросил:
– Все идет по плану?
Павел ответил тоже шепотом:
– Вокзал в наших руках, стереостанция тоже. К казармам войск безопасности подкатили грузовики с тяжелыми резонаторами.
– Телефоны и электростанция, Павел?
– Пока нет. Но по твоей диспозиции мы захватываем их после стерео и казарм. Время еще есть.
Гамов в это время показывал, что не собирается плясать под музыку главы правительства, а намерен исполнить собственный танец.
– О наших победах говорить не буду: они известны сегодня всей стране! И к тому же они гораздо меньше, чем могли бы быть. И произошло это потому, что мы не получили поддержки от нашей армии. Нас бросили на произвол судьбы. Совершена государственная измена: хорошо оснащенную дивизию сознательно отдали на уничтожение.
– Да что вы говорите? – вскипел маршал, вскакивая. – Кто вы такой, что осмеливаетесь бросать мне в лицо