дядюшка, никаких иронических или трагических интонаций, неадекватных тексту ухмылок и прочего, в чем вы так искусны. Не осложняйте свое дальнейшее существование, дядя!
Маруцзян не удостоил племянника ни репликой, ни взглядом.
Он и без указаний со стороны понимал, что не стоит осложнять свое существование. И внятным, спокойным голосом известил страну, что ради активизации военных действий, ради наведения порядка в тылу, ради повышения жизненного уровня населения он решил сложить со своих усталых плеч верховную власть и вручить ее более молодому, более энергичному, более удачливому вождю. Отныне главой правительства он объявляет беспартийного полковника Алексея Гамова.
Стереооператоры перевели камеру с Маруцзяна на Гамова.
Если кто-нибудь из нас и ожидал, что Гамов произнесет первую их тех ярких речей, какими он впоследствии часто покорял слушателей, то он ошибся. Гамов сухо и кратко информировал страну, что власть принял, что немедленно начнет изучать обстановку и после этого объявит состав своего правительства и программу действий.
Я приказал увести Маруцзяна и его министров. Когда мимо меня проплелся – его поддерживал под руку все тот же Варелла – пошатывающийся маршал, я услышал его горестное бормотание:
– Я же дал указание, чтобы получилось… Почему не получилось?..
Мне показалось, что маршал совсем спятил со своего не очень обширного умишка. Будущее показало, что я ошибся.
Ко мне подошел Гамов. Он вовсе не выглядел радостным. Мне казалось, что после удачного захвата власти новые правители должны демонстрировать если не ликование, то удовлетворение. Возможно, впрочем, что Гамов уже думал о трудном будущем.
– Эс швиндельт, – сказал он непонятно и пояснил: – Голова кружится! Такой скачок в неизвестное! – Он протянул мне руку. – Спасибо, Семипалов! Не знаю, что вышло бы из нашего заговора, если бы не вы.
Я принял благодарность как должное. Захват власти был разыгран по моему сценарию.
Часть вторая
Священный террор
Правительства еще не было, а правительственная работа шла. В захваченном нами дворце толпились вызванные. К группке, которая составила правительственное ядро, присоединялись новые люди – мы становились из головы телом, на теле удлинялись и крепли руки, руки охватывали всю страну.
– Гамов, – сказал я однажды вечером, когда в нашей комнате осталась лишь «шестерка узурпаторов», как назвал нас Маруцзян, уходя под арест. – Гамов, я устал командовать людьми без ясной программы действий. Мы не карета «скорой помощи», чтобы судорожно кидаться на затычку всяких щелей и провалов, а пока только это и делаем. Хочу определить саму философию нашей власти.
Гамов ответил:
– Философия появится только из анализа дел, а дела лишь разворачиваются, цели еще призрачны. Лучше обсудим программу практических действий.
– Хорошо, пусть будет программа.
Я распахнул окно.
В комнату