лились ручьем, и она ревела белугой над своей неудавшейся судьбой. Спустя час она устала плакать, поискала полотенце, налила горячую ванну с шапкой пены и, передохнув, продолжила реветь от жалости к себе. Когда вода остыла, ей ненадолго полегчало. Но следующая волна самобичевания и тоски накатила ближе к полуночи, когда, сидя перед пафосным кабельным каналом, она представляла, что делает муж в ее отсутствие. Хотелось думать, что он обзванивает друзей и знакомых, милицию, ГАИ, больницы или даже морги, пытаясь выяснить, куда исчезла жена, но вероятность этого после оставленной записки была ничтожно мала. Скорее всего, пьет в ресторане и тискает очередную покорительницу ветреных мужских сердец. Маруся, переключив телевизор на мультики, забралась под одеяло с головой. Дело было сделано и плакать было поздно, нецелесообразно, как сказал бы Климов. Если не можешь ничего изменить, нечего переживать и убиваться. Если можешь – меняй. Она изменила единственное, что было в ее силах в последние годы, – окончательно разрушила свою прежнюю жизнь.
Следующее утро Марии Климовой, в девичестве Авериной, предстояло встретить в глухом медвежьем углу без родных и друзей, в незнакомой квартире, с серийной машиной под окном, в полной пустоте и бессмысленности. Маруся в последний раз всхлипнула и уснула без сновидений.
Глава 2. Примадонна из медвежьего угла
Из-за позднего отбоя подъем через четыре часа был похож на армейскую побудку. Хорошо поставленный сержантский голос над ухом пророкотал: «К вам гости, господа!», и она подорвалась с кровати как укушенная. Звонок, помолчав, повторил приветствие еще дважды, и Маруся, путаясь в рукавах чужого банного халата, побрела открывать. Будильники и дверные звонки, вторгавшиеся в ее ночной мир, она ненавидела каждой клеточкой души.
– Пройти дашь? – бесцеремонно спросил нарисовавшийся на пороге хозяин, с усмешкой осмотрев заспанную женщину, и отодвинул ее с дороги. – И не стой на сквозняке босиком, простудишься и петь не сможешь.
– Петь? – Она с изумлением посмотрела в спину мужчине, чье имя силилась вспомнить, но никак не могла, потом на охранника за дверью. – Зачем петь?
Но охранник пожал плечами и с мрачным лицом остался в коридоре, ограждая хозяина от потенциальной опасности, и Маруся, помедлив, закрыла дверь и поплелась за гостем.
– Ну, кофе сваришь? И что у нас на завтрак?
– На завтрак… – растерялась она, глядя в пустой холодильник. – Я ничего не успела купить.
Она обнаружила в шкафчике кофе и стала загружать кофеварку, чувствуя неловкость под его неотступным взглядом. Рукава халата были слишком широкие и мешались, и она все время нервно поддергивала их вверх.
– Поди сюда! – Маруся сжалась от резкого окрика и нерешительно подалась в сторону гостя. – Я не кусаюсь.
Она подошла и остановилась на почтительном расстоянии, почувствовав негромкий запах его одеколона