будут говорить, что Вы принесли им жесточайшую тиранию, какая здесь только существовала»{271}. Без сомнения, Карл был осведомлен об этих позорных событиях – однако ему вовсе не хотелось слышать о них еще и от своего канцлера, чьи тирады и даже проповеди понемногу начинали его утомлять.
Тем временем Франциск I, которого держали под надежным присмотром в замке Пиццигеттоне между Кремоной и Пьяченцей, убедил Ланнуа, что будет лучше, если его отошлют в Испанию, чтобы повидаться с Карлом. Однако когда он под охраной прибыл в Мадрид, Карл не стал спешить на встречу с ним. Он посетил Франциска только когда услышал, что тот серьезно болен, да и то его визит был очень коротким{272}. Месяц спустя в Мадрид прибыла сестра Франциска – Маргарита, герцогиня Алансонская, утонченная и прекрасная правительница эпохи Возрождения, чтобы начать переговоры о его освобождении. Она писала стихи и пьесы, в которых выражала идеи неоплатонизма, а также придерживалась реформаторских взглядов относительно церкви – эта ее сторона хорошо отражена в ее пьесе «Le Miroir de l’вme pкcheresse»[49]. Позже Маргарита вышла замуж за короля Наварры Генриха д’Альбре; их внуком был Генрих IV Наваррский. Карл принял ее со всей учтивостью, и переговоры продолжились в Толедо.
Одной из причин того, что Карл не оказывал большого внимания Франциску и не торопился заключасть с ним мирный договор, было принятое им решение, о котором он сообщил своему брату Фернандо в июне 1525 года: жениться на инфанте Изабелле Португальской. Как и любой холостой монарх в те времена (да и в последующие времена тоже), Карл постоянно получал советы о том, что ему необходимо жениться, и в конце концов остановился на своей двоюродной сестре-инфанте – она была дочерью короля Португалии Мануэла от испанской принцессы Марии, которая сама была дочерью Фернандо и Изабеллы. Английская принцесса Мэри, кандидатура которой тоже рассматривалась, была чересчур молода – в 1525 году ей исполнилось всего девять лет, – а Карла убеждали, что его женитьбу нельзя откладывать. Он смотрел на это мероприятие с весьма приземленной точки зрения: «Моя женитьба, – писал он в своем личном дневнике (он был первым монархом, кто подобным образом раскрывал свои секреты), – станет хорошим поводом потребовать от Испанского королевства крупную сумму». Он знал, что португальская принцесса богата. Карл подумал и о том, что, когда она станет королевой и императрицей, он сможет назначать ее своим регентом, если ему придется покидать Испанию: «Таким образом я, возможно, смогу с величайшей пышностью и честью отправиться в Италию уже этой осенью»{273}.
Женитьба на португальской принцессе могла также помочь укрепить хорошие отношения, которые кастильские монархи стремились установить с Португалией еще со времен Изабеллы{274}. Придворный Алонсо Энрикес де Гусман, человек эксцентричный и неполиткорректный, но обладающий передовым мышлением и умеющий ясно формулировать свои мысли, прибыл в Лиссабон, чтобы рассказать королю