я тебя люблю! Так люблю, что готова обмазать тебя кетчупом и съесть. Ням! Ням! Ням!
– Фу! – сказала Ундина. – Ты отвратительна. Ну давай, Флавия. Будет петь Карла Шеррингфорд-Кэмерон, ты же не захочешь это пропустить?
Она открыла рот и сделала вид, что засовывает пальцы внутрь, чтобы вызвать рвоту.
Десять минут спустя мы неслись по мокрому полю под свинцовым небом по направлению к деревне.
5
Карла Шеррингфорд-Кэмерон, сложив ладони на талии, словно крабьи клешни, пела «Нежную девушку»[9], и я поймала себя на мысли, что мне срочно нужно ружье – хотя я не решила, для чего: избавить Карлу от мук или покончить с собой.
С ее огромными глазами, прилизанными рыжими волосами и бледной, как творог, кожей она напоминала морское создание кисти Боттичелли: лупоглазую русалку, попавшую в рыбацкие сети и оказавшуюся между двумя мирами.
Это сама судьба в буквальном смысле слова толкнула Карлу мне навстречу в тот миг, когда она потребовалась, и избавила меня от крайне утомительного путешествия в Хинли. И хотя я могла бы найти адрес в телефонном справочнике, мысль о том, что судьба схватила Карлу за шиворот и бросила к моим ногам, как собака приносит кость, грела мне душу.
Карла была ученицей мисс Лавинии и Аурелии Паддок – претендующих на обладание музыкальными талантами старых дев, которые своей унылой игрой на пианино губят на корню все публичные мероприятия в Бишоп-Лейси.
Хотя она жила в нескольких милях отсюда, в Хинли, Карла часто приезжала на автобусе петь у нас, руководствуясь правилом, что лучше быть первым парнем на деревне, чем последним в городе.
Она и легка и стройна,
И шепчут мужчины: «Легка и стройна!»
Она вопила, словно подстреленная куропатка.
Ничего не имею против пения, если оно хорошее. Я и сама временами пою. Но иногда это уж чересчур, и сейчас был тот самый случай.
Видимо, бессознательно имитируя позу Карлы, я стиснула ладони на талии.
И шепчут мужчины…
После ее длинного пронзительного и-и-и (это называется «фермата», как мне говорила сестра моя Фели, и ее можно держать так долго, как пожелает исполнитель) воцарилось драматическое молчание. Мои суставы хрустнули – все десять пальцев.
Одновременно.
Все в церкви оглянулись в поисках неприятного звука, включая Карлу и меня.
Ундина, ухмыльнувшись, жутковато хихикнула и показала мне большие пальцы.
Надо отдать Карле должное, она быстро совладала с собой и допела песню.
«Легка и стройна!»
И убежала.
Я нашла ее на кладбище, она рыдала.
Я вспомнила слова поэта Уолтера де ла Мара:
Феномен, признаюсь, престранный,
Не знаю я факта странней:
Всё то, что мисс Т. было съедено,
В итоге сливается с ней.
Если мистер де ла Мар не ошибся, Карла, должно быть, питается светлячками. Ее красное лицо практически светилось изнутри, и лоб блестел от жира.
– Ненавижу тебя, Флавия де Люс! – выплюнула