поднял копье, и Харальд показал на его наконечник.
– Видишь кровь, малыш? – спросил он. – Это был хороший бросок. Лучше моего.
После этого они повернули на север, чтобы вернуться в дом конунга Горма, где их ждала медовуха.
И теперь копье больше не казалось мальчику таким тяжелым, как прежде.
Глава 1
785 год нашей эры
Скуденесхавн, Норвегия
Ярл пробежался пальцами по хрящикам и белым костям, лежавшим на тарелке перед ним, потом поднял блестящую от жира руку к кольцам из переплетенного серебра, украшавшим его левое предплечье, и втер жир в кожу под металлом. В его бороде начала расцветать улыбка, которая стала еще шире, когда одно из колец сдвинулось настолько, что он сумел подсунуть толстый указательный палец под головы оскалившихся зверей, около года или даже больше замыкавших круг.
– Это тому, кто сумеет сбить Улафа с ног! – проревел он, стащил кольцо с руки, поднял его вверх – от него отразился мерцающий свет масляных ламп – и со стуком положил рядом со своей деревянной тарелкой. В ответ раздался оглушительный грохот ладоней по сосновым доскам стола.
– Пора нам обновить истории Хагала. Он вот уже несколько лет рассказывает нам одно и то же – и думает, что, просто изменив имена, может нас дурачить!
Все, кроме Хагала Песнь Ворона, который стал малиновым под своей аккуратной бородой и принялся не слишком рьяно защищаться, дружно рассмеялись.
– Он думает, мы не понимаем, что он раз за разом преподносит нам одни и те же объедки, – проревел Харальд, и огромная серебряная брошь у него на правом плече, удерживавшая плащ, сверкнула в свете факелов. – Но вот чего он не знает, так это что когда он пердит ртом, мы мирно спим.
Собравшиеся за столом поддержали его дружными криками и принялись стучать ладонями по скамье, а бедный скальд ударил по воздуху рукой и поднес к губам рог.
– Постарайся не сломать кому-нибудь шею, Улаф! – предупредил его Харальд, подняв вверх блестящий от жира палец и нахмурив брови.
Не поворачиваясь, чтобы посмотреть, готов ли кто-то бросить вызов – потому что таковые всегда имелись, – Улаф пожал широкими плечами и встал со скамьи, стряхивая крошки хлеба с рубахи, туго обтянувшей похожую на бочку грудь. Затем поднес рог с вином к толстым губам и осушил его до дна под громкие вопли и громоподобный стук ладоней по столу, от которого содрогнулись деревянные стены жилища ярла.
– Не спеши, Улаф! Тебе придется много лет жить с унижением, которое тебя сейчас ждет, – сказал Сорли, ухмыляясь друзьям, которые подняли рога с медом, приветствуя его похвальбу.
Мужчины и женщины сбились в дальних углах; собаки принялись рычать, сражаясь за объедки.
– Ха! – вскричал Улаф, перевернул рог над головой, показывая, что тот пуст, и тут же швырнул его темноволосой рабыне, которая, явно проделывая этот трюк не один раз, ловко его поймала.
– Очень скоро твоими друзьями станут мыши и собаки, старик, – сказал Сорли,