истин, приспособленное к их пониманию, – делился он с Годвином, – произведет самое лучшее действие». Один экземпляр «Обращения» Шелли отправил Годвину, другой – отцу, несколько десятков экземпляров были разосланы в многочисленные таверны Дублина.
Распространением памфлета занимался больше всего слуга Шелли, ирландец Даниэль, или, как его называли, Дэн.
Сам Шелли и его послушная Харриет, стоя на балконе своей квартиры, ожидали пока появится «подходящий на вид человек», и бросали ему брошюру с текстом «Обращения» или бродили по улицам и незаметно подбрасывали их встречным. «Я едва не умирала от смеха, когда мы это делали, – вспоминала Харриет, – а Перси принимал все всерьез». Таким образом в течение марта они распространили почти весь небольшой тираж.
«“Обращение” произвело в Дублине большую сенсацию, но никто не пытается привлечь нас к ответственности», – восклицал Шелли в письме своему учителю. которого он постоянно держал в курсе своих дел и планов. Но Годвин не разделял его энтузиазма и с неодобрением относился к стремлению немедленно публиковать свои работы. «Уверяю Вас, что никогда не напишу и не обнародую ничего такого, что не побуждало бы к добру, и, следовательно, если мои сочинения вообще оказывают какое-либо воздействие, то это воздействие доброе», – оправдывался он перед учителем.
Годвин напоминал Шелли, что основной принцип «Политической справедливости» – улучшение общества путем просвещения, и обвинял его в желании «разжечь пламя мятежа и войны». «Шелли, – восклицал он, – Вы готовите кровавую бойню! Если Ваша деятельность окажет влияние, то последствия будут ужасны и результатом Вашей ошибки станут несчастья и преждевременная смерть сотен людей. Пусть ложный стыд не помешает Вам отступить. От всего сердца хочу, чтобы Вы немедленно вернулись в Лондон». «По-моему, – отвечал Перси, – моя брошюра ни в малейшей степени не призывает к насилию. Я так настойчиво, даже ценой повторений, твержу о мирных средствах, что каждый воитель и мятежник, прежде чем стать таковым, будет вынужден отвергнуть почти все мои положения и, таким образом, снимет с меня ответственность за то, что он им стал».
Весной 1812 года Шелли обдумывал содержание плаката, который собирался расклеить на стенах общественных зданий Дублина. Примером ему служили частые в эпоху Французской революции «Декларации прав». Он, конечно, знал о «Декларации прав человека и гражданина» – основном программном документе, принятом Учредительным собранием в августе 1789 года, и о другой, более демократической декларации якобинцев 1793 года. И этим своим начинанием он тоже немедленно поделился с Годвином: «Я предлагаю создать в Ирландии Филантропическую ассоциацию, это, как мне кажется, не только не противоречит принципам “Политической справедливости”, но в точности им соответствует». Шелли считал, что «любое число людей, встречаясь во имя человеколюбия, может в дружеской дискуссии выяснить как те вопросы, по которым они расходятся,