в пепельнице лежали не только сигары, но и тонкие «Вирджиния слимс», испачканные губной помадой, вечер он проводил в компании «гарпий». Так Винниченко обыкновенно называл женщин независимо от рода занятий и общественного положения, с которыми случай и алкоголь сводили его на одну ночь.
Обнаружив разгром в кабинете, Н. И. поморщился, но не удивился. Он позвонил секретарше и попросил, чтобы та разыскала уборщицу, потом прошёлся по помещению, носком ботинка легонько пнул огрызок лимона и решил всё-таки набрать номер Винниченко.
– Алло, – сказали в трубку шёпотом после нескольких длинных гудков.
– Директор, это я, – ответил Гаврилов, – отлично вы тут вчера порезвились.
– Я сейчас не могу говорить, – прошептали с того конца.
– Почему?
– Я в милиции.
– В милиции? – удивился Н. И.
– Да. Я тебе позже всё объясню, – ответили ему и положили трубку.
Скоро Гаврилову позвонила вторая жена Винниченко и встревоженным голосом спросила:
– Коля, ты не знаешь, где мой муж? Я его с собаками всю ночь разыскивала!
Услышав эту фразу, Н. И. представил себе свору собак, рвущихся с поводка в ночи, и шествие, возглавляемое женой друга.
– Жень, всё в порядке, – как можно беззаботнее ответил он, – мы с ним надрались, он переночевал у меня.
– Надрались? – не поверила жена. – Ты же не пьёшь?
– Я-то почти не пью. Это да. Но вот он… он надрался у меня и уснул.
– А почему он трубку не берёт?
– Он занят на совещании.
Положив трубку, Гаврилов недовольно поморщился. Он не любил врать. Дружба его с Винниченко только с первого взгляда казалась иллюстрацией к утверждению о взаимном притяжении противоположностей. В действительности эти люди сошлись благодаря одной общей черте характера: они ничего не требовали друг от друга, не ожидали, что если один окажется в беде, то второй обязательно придёт на помощь. Если кто-то из них уезжал надолго в отпуск или в командировку, то оставшийся никогда ему не звонил, не спрашивал, как дела. Они не устраивали совместных вылазок на шашлыки, не собирались семьями в ресторанах, не ходили в кино, вместе не водили детей в цирк или на аттракционы, они даже могли не общаться месяцами. Взаимное равнодушие, которое каждый прощал другому, было основой их отношений.
Их дружба, как комета Галлея, проявляла себя в очень редкие моменты, например, когда Винниченко звонил в три часа ночи Гаврилову и говорил:
– Коля, ты спишь?
– Сплю, – отвечал Н. И. – Что случилось?
Винниченко минуту сопел в трубку, а потом произносил:
– Душа болит.
Гаврилов, отлипая от тёплого бока жены, выбирался из постели, одевался и ехал лечить больную душу Винниченко. Тот каялся, жалел свою первую жену, потом вторую, затем жалел своих детей от первого брака, а после и от второго, сетовал, что никак не может разобраться с этими «бабами», обещал,