увидел прятавшихся в коридоре детей. «Так это и есть главный?!» – ужаснулся про себя он, вновь переводя взгляд на неподвижного человека. Рыжеватые волосы обрамляли его одутловатое изъеденное оспой лицо, а в усах прятались губы алкоголика, мягкие и толстые, словно сосиски с полиэтиленовой кожицей, под которой малиновым цветом набухла мясная масса.
– Миша, – Анна Геннадьевна встала у изголовья, как карающий ангел.
Человек разлепил веки, попытался сесть и закашлялся. Мокрота и слизь полетели от него во все стороны.
– Где мои деньги? – жёстко спросила Анна Геннадьевна.
Продолжая кашлять, человек замахал на неё руками. Жена подскочила к нему и сунула в руку скомканный носовой платок. Отхаркнув в него содержимое лёгких и носоглотки, Михаил Сергеевич вытер по кругу свои распущенные губы и наконец удостоил Анну Геннадьевну осмысленным взглядом.
– О! Кто к нам пожаловал, – ёрничая, произнёс он, – сама Железная Анна!
– Он вернёт, – робко вставила жена.
– Я больше… я больше не могу ждать, – сухо заметила Анна Геннадьевна, – я звоню Кириллу. Да. Где здесь телефон?
Не обращая на неё внимания, Михаил Сергеевич спросил у супруги:
– Мария, не пора ещё пищу принимать?
Та молча убежала на кухню и скоро вернулась с тарелкой, полной куриного бульона со «звёздочками».
– С Вашего позволения, Анна Геннадьевна, я отобедаю, – Михаил Сергеевич свесил голые бледные ноги с кровати и, прикрывая пах комком одеяла, придвинул к себе стоявший рядом табурет, на который его жена заботливо поставила суп.
– А где приборы? – спросил он, рукой зачёсывая назад сальные рыжие волосы.
– Сейчас, – жена принесла с кухни ложку и кусок хлеба.
Михаил Сергеевич с аппетитом принялся за еду. В это время Анна Геннадьевна отыскала наконец телефонный аппарат, спрятанный в одном из углов под кучей хлама, и набрала номер, несколько раз резко повернув трескучий пластмассовый диск. На лице её читалось сильное раздражение.
– Кирилл, это я, – произнесла она в трубку, – моё терпение лопнуло. Да. Отдаю… отдаю за пятьдесят.
Жена Михаила Сергеевича упала в ноги Анне Геннадьевне и начала хватать её за руки, повторяя:
– Анна Геннадьевна, он отдаст, честное слово, отдаст. Анна Геннадьевна, ради Христа, детей пожалей!
Анна Геннадьевна положила трубку и позволила Марии отобрать у неё телефон.
– Поздно, – сказала она, – Миша сам во всём виноват.
Михаил Сергеевич продолжал стучать ложкой, доедая бульон.
– Жалости в тебе нет никакой, Анна Геннадьевна, – философски заметил он, – никакого христьянского милосердия.
– Пойдём, – коротко бросила Анна Геннадьевна, обращаясь к Н. И.
Когда они вышли на улицу, она, заметив обескураженное выражение на лице спутника, объяснила:
– Миша – хороший… хороший человек, но пьющий. Да. Сильно. Когда-то мы с ним влезли вместе