На трамвайных путях, щурясь от фар проезжающих машин, сидел чёрный котенок, облизывал белую лапу. Я махал на него руками, он не уходил. Тогда я подошел и стал искать, где у него шкирка. Чуть завалившись набок, выкатился вагон из-за угла. Звенел, звенел. А такое бывает, когда на тебя летит автомобиль, или поезд, ты превращаешься в застывшего в ступоре дебила. Несколько созвездий взметнулось из-под железных колес.
Из вагона выскочила девушка, сползла по фарам на корточки и заплакала. Я нёс какую-то чушь, про то, что вовсе и не хотел кидаться под колеса. И что вообще-то я отличник строевой и тактической подготовки, чуть не соврал, что майор.
…Котёнка я выгодно обменял в кафе на бутылку пива.
– Продай, – предложил мне армянинин-шалычник. – Именно такого, красного, у меня и просила дочка.
– Он же чёрный, – возразил я.
– Ай, не толерантный ты, брат, совсем не толерантный. В лампочке же красным отливает, э! Я согласился.
Девушка заканчивала смену в одиннадцать вечера. Я ждал её у депо чуть пьяный (и больше от приключений), но с белой розой.
– Ты часом не с Луны свалился? – спросила она.
– Мой дом с ней где-то рядом, – тупо шутил я.
Потом были конфеты из коробки, вино во дворике, катание с ледяной горки. Ходили в магазин за мороженой вишней. Упали в снег и разглядывали летящий между звезд спутник. Тогда я так делал, да, был строен и романтичен.
– Я сегодня у подруги ночую, – сказала она. – А так в Шанхае живу.
– В Китае, что ли?
– Да нет, тут недалеко, за Окой. Просто там китайцы когда-то бараки строили.
Я проводил её в арку. Во дворе у дерева стояло запорошенное снежной трухой пианино.
– Еще в сентябре кто-то выкинул. В морозные ночи у него лопаются струны, и тогда получается музыка.
Она смахнула с крышки снег, перебрала клавиши:
– Ты когда уезжаешь?
– Ночью. Меня там с пивом ждут.
– Жаль, – сказала просто. – Как-то в этом мире все.., – пыталась подыскать нужное слово, лепила варежкой снежок, а он рассыпался, не поддавался. – Глупо как-то всё, запутано. Почему нельзя просто: жить, жить, жить?
– Почему? Можно, – возразил я. – Но недолго.
– Ладно. Извини. Не броди больше по рельсам. Они часто идут по кругу.
Билетов не было, и не уехать. И снова я шатался по городу. Говорил со стариком, сторожившим баркасы. Пил с мужиками в забегаловке. Узнав, что я журналист, они наперебой стали советовать:
– Ты про эту, про Нинку из буфета напиши, у нее знаешь какие сиськи. А-а-а, извини. Тогда про Коляна. Он один раз на тракторе через реку по единственному бревну проехал. Ну, в слюни, конешно, был.
…Следующим днем я шёл к телеграфу, и увидел её. В проводах дирижировала метель.
Девушка ладонью заслоняла розу от снега, но он все равно падал и, оставляя холодные капли, таял.
– А ты говоришь трамвай, –