почти половину, затем вернул её назад Колчаку:
– Ты знаешь Колчак, что Сева Пескарь эпатировал всю зону, и его угнали неведомо куда? – спросил Жора.
– Впервые слышу. Я у него давно не был. А так он на связь уже не выходит больше месяца. Но до этого всё было спокойно.
Жора вновь охватил приступ кашля, но не надолго. Он достал из кармана носовой платок и прокашлявшись окончательно в него, сказал:
– Кончилась для него лафа, когда новый хозяин заступил на зону. Попытался он сломать Севу, но в ответ получил дезорганизацию, да такую, что во всех лесных зонах откликнулось. Хозяина после этого сразу убрали, а Севу на этап быстрёхонько собрали.
Зурита давай остановимся на минуту? – попросил Жора, – мне к Юре надо. У него моё лекарство есть.
Зурита встал на обочину дороги, сзади их ехавший Юра Лоб тоже затормозил.
– Что у него за лекарство для Жорки? – спросил Иван Романович у ребят.
– Морфий или пантопон, – ответил Колчак, – я для него этот препарат доставал. У меня дома лежит двадцать ампул для экстренного случая. Ему больше ничего не помогает.
– У меня дома тоже целая хрустальная ваза лежит этого морфия уже много лет, – вспомнил Иван Романович, – Манана когда работала в онкологической больнице, складывала для страждущих. Выбрасывать жалко было. Наверное, испортились уже.
– Ничего с ампулами не будет, они век будут храниться, не сгниют, – со знанием дела сказал Серый, – а если Жора на кризис сядет и они сгодятся. На медиков особо рассчитывать нечего.
…Когда Жора сделал себе инъекцию в машине Лба, он пересел в иномарку, и они продолжили свой путь.
– Теперь совсем, хорошо стало, – сказал Жора в салоне. Было видно, как его лицо покрылось румянцем, и он сам заметно оживился.
– Жорка, главное душу подлечить, а здоровье вернётся, – сказал Иван Романович.
– Нет, дядя Ваня ко мне оно уже не вернётся, слишком всё запущено.
– Не смей никогда так думать, ты же жиган. Авторитетом был на зоне, а слюни распускаешь. Вся сила нашего рода в нашем духе, – отчитывал Жору Иван Романович. – Я же по возрасту недалеко от тебя ушёл. Смотри жив, здоров и женой молодой обзавёлся.
– Наверноё, ты прав дядя Ваня, души нет, но железо внутри есть.
– Я всегда прав. За свою жизнь в любом случае надо бороться. В лапы добровольно костлявой старухе никогда не надо отдаваться. Коля Конаков лучший когда – то вратарь, который пальцы себе в молодости на левой руке отрубил, десятый год живёт с твоей болезнью и ничего. А мать у него Марья Васильевна вообще бессмертная. Никто толком не знает, сколько ей лет, на неё как посмотришь и так не хочется рано уходить из жизни. – Помню я дядю Колю и пальцы за сараями он при мне рубанул. Мы же все дядя Ваня на вас росли на футболистах, а Конаков был здоровый мужик, не чета мне. К тому же если Марья Васильевна у него ещё шустрит по городу, значит и дяде Коле век большой будет отмерен.
– Ничего Жорка