виде.
И вернусь ли вообще.
Что я могу ему гарантировать?
Да ничего.
И, собравшись с силами, я пишу ему: «Я увольняюсь с сегодняшнего дня». Потом отключаю телефон от сети, закрываю глаза и сразу же падаю в легкий, спокойный сон, который уходит только тогда, когда самолет нежно трогает своими колесами взлетную полосу одного из бесчисленных московских аэропортов.
Мы выходим с моим другом рюкзаком, который я не сдала в багаж, и потому таскаю за собой в виде ручной клади, и идем регистрироваться на следующий рейс. Вся процедура проходит быстро, и остается время на то, чтобы выпить кофе в моей любимой «Шоколаднице». Там я сижу около сорока минут, потягивая горячий кофе с привкусом корицы и молотых сушеных яблок, и лениво, одним глазом, почитываю газету. Ее развернул мой нечаянный сосед по столику, старикан, которому, судя по виду, – лет двести или около того.
Чувствую, как глаза заволакивает той самой сонной пеленой, которая бывает, если долго не спишь. Пожалуй, включу-ка я плеер.
Ставлю рандомное воспроизведение, выпадает старая бардовская песня. Закрываю глаза, и голосом у себя в голове начинаю подпевать старенькому Визбору
Понимаешь, это странно, очень странно; но такой уж я законченный чудак.
Я мотаюсь за туманом, за туманом, и с собою мне не справиться никак.
Пусть полным-полно набито мне в дорогу чемоданов,
Память, грусть, невозвращенные долги, – а я еду, а я еду, за туманом.
За мечтами, и за запахом тайги…
Через сорок минут я уже сижу в простецком кресле самолета одной из самых бюджетных российских авиакомпаний, которая вскоре доставит меня на пышущую жаром израильскую землю. Я выглядываю в окно. Скоро эти грязные сугробы пропадут из моего поля зрения…
…а, возможно, я вообще их больше никогда не увижу…
Никогда.
Какое страшное слово, – никогда. Вроде и не любишь что-то, – например, как я сугробы, – а как только сообразишь, что в скором времени они могут навсегда исчезнуть из жизни, – хочется отвернуться, отойти подальше от таких мыслей.
Кстати.
Я ведь еще не думала о том, что будет, если «не».
…если врач откажется мне помочь.
…если меня не станут лечить в израильских клиниках.
…если они попробуют, но операция пройдет «не так», неблагоприятно для меня.
…если окажется, что мне уже ничем помочь нельзя.
…если я не справлюсь и соскочу в последний момент. Например, убегу из клиники в ночь, прихватив свой извечный рюкзачок.
Так что будет-то?
Да ничего не будет. Жизнь не знает сослагательного наклонения, так зачем мне заранее думать о том, что будет, если.
В этих мыслях я провожу время до взлета. Потом выпиваю чашку предложенного чая (мерзкий, как и все горячие напитки в самолете. Но немного менее мерзкий, чем растворимый кофе из пакетика. Сколько жила в Израиле, так и не научилась его пить.)
Да…