исподлобья и, не здороваясь, расходились по своим углам. Говорить ни о чем не хотелось.
Ада вышла на палубу и увидела, как Клим, перебравшись через борт, спускается в лодку-сампан, где его поджидал старый китаец в стеганой куртке и рваном суконном треухе.
– Вы куда? – ахнула Ада.
– Я все-таки поеду в Шанхай, – отозвался Клим.
Она растеряно огляделась кругом. Ей вдруг показалось, что кроме нее на пароходе никого не осталась.
– Погодите, я с вами!
Ада вернулась в свой уголок, свернула красное одеяло и перевязала бечевкой книги. Брать их или не брать? Без книг, пожалуй, будет совсем тоскливо.
Спускаясь в лодку, она потеряла равновесие и чуть не упала в воду – хорошо, Клим успел ее подхватить! Странное это было чувство: сильные руки в последний момент спасли Аду от падения.
Клим усадил ее на циновку рядом со своим вещмешком и здоровым помятым самоваром, и старик, загребая широким кормовым веслом, повел сампан вверх по реке.
– У тебя остались какие-нибудь родственники? – спросил Клим у Ады.
Она покачала головой.
– Нет. То есть да… У меня есть тетя в Америке. Мама дала мне ее адрес и немного денег. Так что я напишу ей письмо.
Ада ждала, что Клим скажет, куда они направляются, и в тревоге грызла ноготь на большом пальце, вылезшем через дырку на варежке. А что, если они сейчас подплывут к Шанхаю, и Клим бросит ее на произвол судьбы? Куда ей тогда податься?
Она украдкой разглядывала его: густые брови были нахмурены, на щеках темнела многодневная щетина, ветер трепал выбившиеся из-под кепки давно не стриженные вихры.
– Почему вы решили остаться в Шанхае? – спросила Ада.
– Вчера на камбузе на меня снизошло озарение, – не глядя на нее, отозвался Клим. – Я подумал, что наша жизнь похожа на мешок с картошкой, где каждый день – это одна картофелина. Перед нами стоят два бака: один для супа, а другой – для гнилья, и только от нас зависит, куда мы кинем очередной день. В общем, гнить на корабле не имело смысла.
Ада улыбнулась: сравнение ей понравилось.
– А если картошка изначально гнилая? – спросила она.
– Умные люди из всего извлекают пользу.
Клим показал на проплывающую мимо лодку с огромной зловонной бочкой на корме:
– Знаешь, что это такое? Китайцы выгребают дерьмо из ночных горшков и делают из него удобрения для огородов. Все местные овощи выращены на нем.
Ада охнула и решила, что ни за что не будет есть китайскую еду.
Когда сампан добрался до Шанхая, лодочник хотел высадить их на роскошной набережной, но Клим велел ему плыть дальше.
Выше по течению рядом с пакгаузами и фабричными цехами стояли невообразимые лачуги, собранные из обломков досок и старых рекламных щитов. Над тростниковыми крышами тянулся бурый дым, на бамбуковых шестах висели одеревеневшие от холода рубахи.
Лодочник подвел сампан к кособокой пристани, вдоль которой выстроились самодельные лодки и плоты. Тут же сидели