на пузе.
– О! – замахал он нам рукой. – Туристы?
– Туристы! – отвечали мы.
– В Айя-Софье были?
– Были, очень красиво.
– А в Топкапы?
– О, Топкапы.
– А в Голубую мечеть заходили?
– Нет, мимо проходили.
– Обязательно зайдите! Там красиво. Ну, пока! – и ушёл, размашистый, и мы ушли.
ени джами
Мы заблудились в торговых улицах и решили выбираться к Новой мечети. «Ени джами?» – спрашивал я у продавцов, грузчиков, коммерсантов. Все они морщили лбы, рассыпались в громких «саа» и «сола», жестикулировали, но один отвечал кратко, и в его словах не было ни «саа», ни «сола». «Ени джами?» – повторил я. «Ай донт ноу», – ответил он и улыбнулся. Мы заблудились в Кадыкёе, в Султанахмете, снова в Кадыкёе.
дела
За пять дней мы видели всего двух нищих, остальные в этом городе были чем-нибудь заняты. Тихий старик, торговавший парой коробок фиников и фисташками у Египетского базара. Подросток, кидавший на улице Истикляль в стену дома прилипчивых Человеков-Пауков. Продавцы симитов и каштанов. Люди, тащившие тюки в лабиринтах торговых улиц. Человек, который стоял на туристической дорожке, ведущей от Айя-Софьи к Топкапы, и продавал носки с надписью «Hugo Boss»; рядом с носками лежали несколько тюбетеек, а когда мы шли обратно, он уже сидел и играл на своей багламе, отставив подставку с носками в сторону. И вокруг кружатся остальные миллионы, занятые делами.
симит
Чайки висят в воздухе за паромом. У борта стоит человек, он отрывает им кусочки специально для этого купленного симита. Когда хлеб кончается, человек прячет руки в рукава и больше не смотрит на чаек, он смотрит на берега. Мы тоже бросаем свой хлеб. Это похоже на беспроигрышный баскетбол: еда попадает точно в клювы.
баклава
В последний день было прохладно, мы с чемоданами постояли на Ипподроме, потом постояли у скамеек у мечети Фируз-Ага. На одной из них ворочался человек. Времени до самолёта было ещё много, лир мало. Я решил купить баклавы в кондитерской и оставить немного на трамвай и метро, чтобы больше не менять доллары. Баклава была красивой, хотелось купить каждой понемногу, её продавал молодой рослый турок, он был вежлив. Он наполнил коробку, поставил её на весы, назвал цену. Я пытался объяснить ему, что нам должно ещё хватить на проезд, но он не понимал моего английского (я и сам его не понимал).
– Слишком много, – сказал я.
Он перестал быть вежливым. Он сказал сурово:
– Много?! Да тут каждой настоящая цена – лира!
Я понял, что не смогу объяснить ему, что имел в виду не деньги, а баклаву, и сказал:
– Спасибо.
Арзамас в марте 2009 года
Маму провожали на пенсию в кафе «Золотые купола». Часть продуктов принесли сами. «Колбаса, – увидела работница, разбиравшая сумки. – А разве колбасой поминают?» Поминки, свадьбы, дни рождения – разница невелика; мне кажется, кафе в этом городе и существуют большей частью только для дней рождения,