и потрепала его по подбородку. Пушок на нем был мягкий и шелковистый, словно у котенка.
– У меня есть шиллинг, – серьезно сказал паренек, полез в карман и достал монету.
Скорее всего, утащил у хозяина, чтобы заплатить за «учебу», подумала Мэри, но деньги все равно взяла. Она взяла мальчика за руку и отвела за большой куст падуба. Земля была мягкой и чуть-чуть сырой.
Потом ей стало грустно. Хотелось верить, что она не заразила мальчика триппером – хотя в общем-то Мэри думала, что она уже очистилась. Лихорадки у нее не было, выделений тоже, и она всегда подмывалась джином, если он был, или просто писала после, если не было. Но конечно, сказать наверняка было невозможно.
– Ну, теперь ты знаешь, как это бывает, – сказала она мальчику, когда он застегивал пуговицы.
Он ослепительно улыбнулся в ответ.
– Найди себе девушку и не трать зря деньги, – посоветовала Мэри.
Перед тем как убежать, он послал ей воздушный поцелуй.
В ту ночь они с Куколкой лежали в темноте на своем полусгнившем матрасе и говорили, говорили, говорили – до тех пор, пока поэт, что поселился в соседней комнатушке, не застучал в стену кулаком.
Многие мисс вдобавок к основному занятию еще и воровали у клиентов кошельки. Из-за этого их ремесло пользовалось дурной славой, к тому же это было опасно.
– Для этих, благородных, нет ничего хуже воровства. Они даже сифилис стерпят, а это нет, – учила Куколка.
Но у Мэри и без нее были свои принципы. Только один раз она обчистила клиента – и то он оказался лживой собакой и не отдал ей обещанные полкроны; за эти деньги Мэри согласилась на то, чтобы он побил ее башмаком перед тем, как отыметь. Она дождалась, пока он напьется и заснет за столом таверны, а потом сбежала, прихватив две латунные пряжки для туфель и серебряные часы.
– Справедливо, – заметила Куколка, оценив добычу.
Мэри никак не могла взять в толк, почему женщины вообще соглашаются делать это задаром. Некоторые хотели иметь детей, это она знала. А другие занимались этим для удовольствия – или из любви, как они это называли. Даже Куколка иногда отдавалась бесплатно, чаще всего одному плотнику-поденщику, у которого была очень нежная кожа.
– Но это же утешение, – отговаривалась она.
Однако Мэри этого не понимала. Мерси Тофт тоже имела любимчика, какого-то книжника-француза. Он был настолько же бледным, насколько она темной. Время от времени, когда ее сутенера не было рядом, она тайком приводила француза к себе. Эта непонятная жажда ставила Мэри в тупик.
Никогда в жизни она не чувствовала того, что называется желанием, но знала о нем достаточно, чтобы уметь подделывать. Она научилась вести «грязные» разговоры. Секрет был даже не в словах, хотя некоторые клиенты сильно возбуждались, когда она говорила непристойности, а в особом тоне. Если тон правильный, можно нести любую чушь, болтать хоть о каше, в этом Мэри убедилась на собственном опыте. Весь трюк состоял в том, чтобы притвориться,