сели в единственно тенистом месте – в стое Ат-тала[10], под длинным крытым мраморным портиком при входе в музей. Ребекка скинула босоножки и положила ноги на прохладный камень. Возле них, на подиуме, помещался небольшой каменный обломок, а на нем громоздилась цельная восстановленная модель всего сооружения. Рядом виднелось несколько оригинальных следов ног, сохранившихся глубочайшей милостью столетий приходящих и уходящих. Проходившие мимо люди больше походили на теней. Генри объяснил, что стоящие перед ними статуи в свое время сочли непригодными для главных музеев, зато вполне годными для продажи частным лицам.
Ребекка подумала, что от этого они не стали менее красивыми. Но вслух не сказала. Она обвела взглядом роскошные торсы Одиссея и Ахилла. И решила сказать хоть что-нибудь. В конце концов, она живущая в Афинах художница, а не какая-нибудь горемычная девчонка из французской деревни, чьей матери не было до нее никакого дела.
– А вот эти мне очень даже нравятся, – проговорила она, указывая на стоявшие перед ними скульптуры.
– Почему? – с явным любопытством спросил Генри.
– Потому что они несовершенны.
– Неужели в них есть что-то особенное?
– Они более реалистичные.
Генри пригляделся к ним внимательнее.
– Ты это верно подметила, – сказал он. – Сам я об этом никогда бы даже не подумал.
Ребекка мало что понимала в классическом искусстве. Ее образование заключалось в том, что она слушала немолодых, строгих учителей, зачитывающих вслух учебники в похожих на зияющие пещеры мрачных классах с покосившимися щелястыми окнами. Вдалеке – обдуваемые ветрами поля всевозможных оттенков коричневого… долгая дорога до школы в колготках, от которых вечно зудят ноги… в животе еще теплится завтрак… по полю медленно ползет трактор, а за ним шлейфом вьются крохотные птицы.
Ребекка пошевелила ногами – они начали затекать.
Генри что-то говорил, а она мысленно видела только руку своего старого учителя, выводящую что-то на классной доске.
Скоро домой.
Она уже вдыхала аромат дедовского жаркого.
Тусклый день, вторник.
Легендарная Франция была для Ребекки чем-то неведомым. Страной, совсем незнакомой современному молодому поколению. Она никогда не была в центре Парижа – в музеях. Невзирая на желание стать художницей, она боялась повстречаться там со своей матерью и бесповоротно спугнуть ее или, хуже того, не узнать. Впрочем, Эйфелеву башню она все же как-то раз видела – по телевизору в канун Нового года.
Музей Древней Агоры представлял собой длинный желтый коридор с высокими стеклянными стендами и женщинами-охранницами, которые явно не жаловали посетителей.
Генри повел Ребекку к стенду, казавшемуся, на первый взгляд, пустым.
Однако внутри помещался неглубокий ящик с насыпанными холмиками сухой земли, откуда торчали явные костные фрагменты. Генри показал на полоску челюстной кости, хрупкую бедренную кость и несколько