вопросов больше не имею. Пойдёмте, я вам двор покажу, там тоже немало интересного…
Получив ключи от дачи и чувствуя себя почти состоявшимся небожителем, вечером того же дня я отправился в Москву. У меня была назначена встреча с Полевым, инициатором выступил я, подкупил его якобы новой рукописью, которая, впрочем, на самом деле имела место быть и называлась «Азазель». Да, вот так, я всё же рискнул предложить вещь подобного плана к печати, хотя и в довольно прогрессивном журнале. Но, по большому счёту, главной целью встречи была отнюдь не рукопись.
На этот раз мы пересеклись в ресторане Центрального дома литераторов. Место выбрал Полевой, когда я попросил его о встрече в неофициальной обстановке. По пути к заказанному Борисом Николаевичем столику ему то и дело приходилось здороваться, да и мне пару раз довелось пожать чью-то руку. Меня узнавали, тогда как я сам, казалось, всех здесь присутствующих видел впервые.
– Выбирайте, Борис Николаевич, сегодня я угощаю, – великодушно заявил я, открывая карту меню.
– А что, есть повод?
– Можете поздравить, сегодня я стал счастливым обладателем дачи в Переделкино.
– Серьёзно?! Ну, тогда и впрямь повод есть. Даже я, и то не сподобился в посёлок заселиться.
Узнав, что дача раньше принадлежала писателю и драматургу Всеволоду Иванову, Полевой под рюмочку холодной «Столичной», которую закусил корнишоном, тут же пустился в воспоминания. Вспомнил историю, как Иванов, выступая на съезде советских писателей, оговорился, назвав Эренбурга Эдинбургом, тем самым едва не доведя Илью Григорьевича до инфаркта.
– Борис Николаевич, у меня к вам будет одна небольшая просьба, – прервал я словоизлияния Полевого, готовившегося опорожнить очередную рюмку.
– Просьба? Ну-ка, ну-ка, что за просьба, может, и помогу…
– Вы же наверняка знаете, что некоторые руководители партии известны ещё и как писатели. Тот же Рашидов, с которым я недавно встречался на съёмках в Узбекистане, издал несколько книг. Даже Брежнев, по слухам, планирует выпускать трилогию. Понятно, что пишут они с помощью профессиональных писателей или журналистов, так ведь, Борис Николаевич?
– М-м-м, пожалуй… – Полевой выжидательно посмотрел на меня, мол, продолжай, я весь внимание.
– Слышал я биографию первого секретаря ЦК компартии Белоруссии Петра Машерова. Героическая, он был известным партизаном. Вот я и подумал, почему бы ему не издать свои воспоминания в прозе? Ведь есть о чём написать! А я бы ему в этом посодействовал, пусть даже на обложке не будет моей фамилии. Поможете, Борис Николаевич, пересечься с Машеровым? Вы как-никак вхожи во власть, общаетесь запросто с кремлёвскими небожителями. А я уж в долгу не останусь.
– Вон оно что… – протянул Полевой. – А почему именно Машеров? У нас много и других деятелей со славной биографией.
– Да вот что-то загорелось, прочитал воспоминания современников, но всё это не систематизировано, а ведь на их основе можно написать художественное произведение.