карманам в поисках курева, забыв, что сигареты – в куртке на окоченевших плечиках ингушской девочки…
Близится вечер. Мелкий осенний дождь сыплется на непокрытую голову ребенка, студит загоревшее красивое лицо Невестина, летит в распахнутые в крике и плаче рты спасшихся ингушей, на измазанную глиной сгорбленную над мертвым сыном спину женщины в окопе…
– Братья и сестры! – хрипит в гудящую толпу ингушей замполит полка майор Савинов, как хрипел с утра на другой стороне военного городка в толпу осетин. – Мы уважаем ингушский народ! Мы вас не дадим в обиду! Вы все будете эвакуированы на наш полигон, под охрану воинов Российской армии! Никто вас там не тронет! Но вести полк в бой на ваш поселок мы не имеем права. Борьба с бандитами возложена на милицию и внутренние войска!..
Над головами сбившихся в кучу людей взлетает гул недовольства. Проклятия милиции и осетинам повисают в сыром воздухе.
– У армии другие задачи! Наш полк, как и другие армейские части, тоже получил приказ! – задыхается в крике высохший от забот Савинов. – Мы должны этот приказ выполнить и потому не сможем защищать ваш поселок от бандитов!.. Сейчас подъедут наши машины! Вы погрузитесь в кузова и поедете на полигон! Там будет крыша над головой, там вас и покормят из полевых кухонь! Это все, что мы можем для вас сделать!..
Взлохмаченный Иванченко, измученный совещаниями и подготовкой к маршу на Чечню, курит со своими офицерами в стороне. Пожилая ингушка с выбившейся из-под платка серой прядью волос подходит к ротному и цепляется за его руку. Пятилетняя внучка, укрытая бушлатом Чихории, по-прежнему держится за юбку бабушки и смотрит большими черными глазами на изуродованное лицо Георгия.
– Товарищи офицеры! – всхлипывает ингушка. – Я знаю: ваше начальство может не разрешить вам это сделать, но умоляю – сходите в поселок и принесите нашим детям одежду и еду!
– Мы не сможем, мы не успеем, – бурчит Иванченко и вырывает свою руку.
– Офицер! Ты не русский, ты меня поймешь, – кидается к Чихории и прилипает к нему ингушка. – Мы достанем денег, мы после заплатим! – Она сползает по телу Георгия и опускается на колени в замешанное ногами сырое тесто земли. – Спасите, кого сможете! Там раненые есть, дети, старые люди!
– Я русский, – отвечает Чихория. – Но я вас понимаю. Встаньте!
– Входите в любой ингушский дом, – стонет ингушка. – Никто вас не осудит. В любой дом входите: там все соседи – русские и осетины – наших людей в подвалах прячут от бандюг и кударцев. Выведите ингушей, а то их всех поубивают! – захлебывается старуха. – На коленях прошу: спасите ингушей, спасите наших детей! Принесите хотя бы одежду и еду тем, кто оттуда вырвался!
Чихория поднимает женщину. Она качается от горя на ослабевших ногах.
– Не волнуйтесь. Сделаем, что сможем, – и смотрит на одетую в его бушлат девочку.
Иванченко рядом скрипит зубами и поглядывает на кричащего майора Савинова, осунувшегося за сутки до неузнаваемости.
До полуночи Чихория