напролёт, он, прижавшись лицом к решёткам маленького окошка смотрел на Сену. Все попытки заговорить с ним, заканчивались неудачей. Филипп упорно молчал. Но подавленным отнюдь не выглядел. Скорее это можно было назвать равнодушием. Если Филипп и был ко всему равнодушен, граф ломал голову. Он искал выход, чтобы спасти жизнь сына. О своей жизни он не думал. Но к его глубокому отчаянию, выхода не существовало. Они все, в том числе и Филипп, были обречены. За день до казни, Филипп по прежнему смотрел не отрываясь в окно, а его отец с Ги де Монтегю в тысячный раз перебирали все возможности побега. Они вели приглушённую беседу, но Филиппа совершенно не интересовала эта беседа. Стража, с утра вела себя непозволительно наглым образом. То и дело слышались оскорбления в адрес арестантов, которые приводили последних в ярость. Они вскакивали с места и подскакивая к двери, громко кричали;
– Дайте нам меч и мы покажем вам, чего стоят ваши насмешки! Подлецы! Мерзавцы!
На один из таких порывов, охрана с хохотом ответила:
– Лучше взгляните на своих друзей, они как раз проплывают мимо!
Услышав слова стражи, Филипп впервые отошёл от окна и присел на корточки в углу камеры, скрестив руки. Граф Д,Арманьяк и Ги де Монтегю бросились к окну. У них почти одновременно вырвался крик ярости. Течение Сены несло мимо них несколько мёртвых тел.
– Они плывут, все эти дни! – раздался тихий голос Филиппа.
Граф опустился на колени перед сыном.
– Господи, Филипп, все эти дни ты смотрел… – слов не хватало, граф обнял сына. Филипп крепко обнял отца.
Монтегю тоже опустился на колени и воздев руки, прошептал;
– Господи, не за себя прошу, а за Филиппа. Спаси ему жизнь, спаси…молю тебя, ибо только тогда я умру зная, что ни один из врагов наших не уйдёт от наказания.
Утро казни неумолимо наступало. Отец и сын о чём то тихо беседовали. Монтегю поглощённый, собственными мыслями о вечности, не слышал их. В одиннадцать часов, двери камеры со скрипом отворились, пропуская священника, в сопровождении стражи.
– У вас ровно один час, – предупредил стражник, затворяя за собой дверь.
Священник пристально оглядел приговорённых к смерти. Взгляд священника чуть дольше задержался на Филиппе. Через некоторое время после прихода священника, раздался его негромкий голос:
– Я отец Себастьян, прислан исповедовать вас, перед долгой дорогой, к отцу нашему небесному. Дети мои, для вас настал час исповеди. Облегчите свои души, перед длительной дорогой, дабы создатель наш всемогущий, открыл перед вами двери царства своего и принял в свои объятия.
Ги де Монтегю опустился на колени перед священником.
– Раскайся в грехах своих, сын мой, облегчи душу, прими господа нашего в своё сердце. Благословляю тебя от его имени. Во имя отца! Сына! И святого духа!
Священник осенил Монтегю, чем немало удивил его.
– Я ведь ещё не начинал исповеди, святой отец!
– Ты чист душой и сердцем, сын мой! И господь видит это!
– Надеюсь, –