великий князь захотел его видеть, и сейчас сделал я своеручно выписку из повествовательной части твоего письма, Новосильцовым скрепленную, для представления его высочеству. Отказ доставить это мог бы дать кривое понятие о твоем рассказе, и я по совести и рассудку решился исполнить требование. Ты, верно, меня оправдаешь. После писать буду более; теперь молчу за неудобством, холодом, светом и недосугом.
Карамзиным скажи, что имею от жены хорошие известия с дороги, а не пишу к ним от окостеневших пальцев. Пакет, при письме посылаемый, отправь к Дружинину, в Москву.
1-го ноября 1820 г. Буюгдере.
Я получил письмо ваше, любезнейший князь Петр Андреевич, и приложенные при оном пакеты из России и речи из Польши. За все благодарю вас от всего сердца и прежде не отвечал потому только, что надеялся писать к вам прямо в Варшаву. Перемена в направлении курьеров заставляет меня, для большей верности, отправить к вам это письмо с почтою чрез Петербург: в Троппау оно могло бы затеряться. Самое название «вестей о свободе», которые вы намеревались послать в один из наших журналов, испугало бы цензуру. Но не худо, еслиб она позволила хотя перевод всем этим пиесам отпечатать в «Сыне Отечества». Поляки хвастаются, что им первым дал государь конституцию; неужели русские не стоят и перевода? У нас это приняли бы с благодарностью, ибо многие любят более еще истинно-либеральные правила, чем ненавидят поляков. Газовый свет, проходящий чрез вонючия трубы, почти так же хорошо светит, как свеча самого чистого воску. Особенно хорошо бы перевести речь Мостовского, справедливо выхваляющего государя, qui a entrepris de fonder la rare alliance de la liberté, sans laquelle il n'y a point de bonheur, et de l'ordre, sans lequel il n'y a point de liberté. Без какого-нибудь распространения новых здравых идей в России, с нею то же произойти может, что было с Испаниею во время реформации. Все земли, не выключая и тех, где она и не распространилась, получали свет её, кроме королевства Карла У и Филиппа II, которые положили непреодолимые препоны лучам её. За то мы видели, что Испания варварством своим едва не перешла за Гибралтарский пролив. Впрочем, о самом содержании министерских речей говорить нечего: все парадные речи походят одна на другую; поляки нашли средство поговорить и о парадах самих. Писанное вами не мне, а брату Александру, от 26 го августа, так справедливо, что самые правительства в том согласны: «Le siècle, où nous vivons, exige que l'ordre social ait des lois tutélaires pour base et pour garantie». Но правительства думают, что им должно помедлить дарованием этих законов. Таким образом они горячат бабу Европу и не удовлетворяют ее. А между тем разбойники якобинцы пользуются этим замедлением. осуждают правительства, а где могут, – берут сами, чего не хотят дать. Конечно жаль, что солдаты дают законы, но я не понимаю, как этому удивляться можно. Сами правительства давным давно их к тому приучили. Некоторые из них на солдат только и упирались, отняв у народа всю силу, которою бы он мог противиться солдатам. Обстоятельства последней войны еще увеличили материальную силу солдат силою нравственною, силою мнения. Они сражались за отечество, за независимость, за свободу. Вдруг вздумали этих гигантов превратит в пряничных солдатов! И