чрез графиню выпросить рукопись, то-есть, копию. О Боратынском Дибич взял доклад в Варшаву. Вот ответ Полетики.
Сию минуту узнаю о гневе на нас княгини и придумать не можем, чем его заслужили. Пожалуйста, объясни. Какою-то сухостию брата Сергея? Да он никогда и ни с кем иначе не бывает по наружности, а в душе не менее моего любит княгиню; а я, право, люблю ее и даже в мыслях не думал ее оскорблять. Пусть оправдывается Сережа, а мне и грустно, и смешно, и некогда оправдываться. L'amitié que je lui parte rend mes torts imaginaires, impossibles. Не кумовство ли уж какое? Оно меня и от Москвы отучит.
681.
Князь Вяземский Тургеневу.
29-го [апреля, Москва].
Начнем с важнейшего: Викентьева велела поблагодарить тебя за «Чернеца», бо благодарность её была словесная, и потому доношу о ней только письменно, а не фактом. Теперь, как нашему Гримму, сообщаю тебе наши московские редкости – ордера Степана Степановича Апраксина. Я люблю, что глупость никогда не оставляет нас в торжественных случаях. Апраксин не что иное в настоящем деле, как дворецкий Благородного собрания, избранный членами для домашнего порядка, понукает сенаторами и прочее.
Что же «Чернеца»? Меня, наконец, почтут за черняка, потому что я со многих взял деньги, а книги не даю. В следующем «Телеграфе» будет моя рецензия, а между тем и объявления, что книга у меня продается: со всех сторон нахлынут, а у меня ничего нет. Поторопитесь! Да что же Козлов ничего не присылает в «Телеграф»? А ты не вытащишь ли чего-нибудь из котомки своей годного для журнала? Давай!
Прощай, душа! Поедем в Ревель, в Либаву, куда-нибудь, где есть соленая вода; ты скажешь: «Зачем? Нам и здесь солоно». Это так, не спорю, по все поедем. Сергею Ивановичу мой дружеский поклон. Он отпущен?
Непременно благоволи (апраксинский слог) попросить сенатора Полетику, чтобы он непременно благоволил мне прислать для прочтения книги, привезенные Ломоносиком. У меня его, то-есть, Полетики, «Разговоры» Байрона в целости и возвращены ему будут исправно. Александр Пушкин пишет мне, что он велел Льву-брату выслать стихи ко мне; благоволи непременно напомнить ему о том и сказать, что жду не дождусь.
682.
Тургенев князю Вяземскому.
2-го мая. [Петербург].
Читал твое письмо к Карамзину, вчера полученное, и старо-французское к княгине Софье Григорьевне. Перестань переписываться с Пушкиным: и себе, и ему повредить можешь. Он не унимается: и сродникам и приятелям – всем достается от него. Прислал вторую часть «Онегина». Говорят, лучше первой.
Вот что пишет о тебе Боратынский в письме к -:[2]. «Всего досаднее Вяземский. Он образовался в беспокойные времена междоусобий Карамзина с Шишковым, и военный дух не покидает его и ныне.
Войной журнальною бесчестит без причины
Он дарования свои.
Не так ли славный вождь и друг Екатерины –
Орлов еще любил кулачные бои?
Это – impromptu. «Чернеца» нет, Объявили о втором издании, но не спросясь автора и издателей.
Надеемся