и Эйрефор шагает медленно то в одну сторону, то в другую, показывая этим, что словно покачивается на невидимой веревке. Зрелище реалистичное, а вместе с тем и жуткое. Невольно вздрагиваю.
Затем актер перестает что-либо изображать и заливается хохотом:
– Узреть бы себя надобно было мне! Это так, думается мне, задорно было, задорно! Бишь тоби уповал на то, дескать вида для повишу, а дружочек мой снимет меня – и победа моя. Но иначе приключилось: выя моя сломалась прежде, чем понял я, случилось что. Бишь тоби глупая очень смерть и задорная. И папаня мой с маманей, провожая сыночка своего ненаглядного в последнюю в дорогу, изволил сказать так: «Придурок». – криккенер затем кланяется, – за внимание благодарствую, – и хлопает сам себе в ладоши.
Дальше Эйрефор усаживается на второй трон и продолжает выразительно рассказывать, сменив тему:
– Криккенеры все, вопроси у кого, сетуют на существование на свое. Все! А мне задорно вот! – смеется. – Бишь тоби жалеть мне нет нужды, что нелепо жизнь оборвал свою. Живой я был, таланта заметить никто изволить не желал. Молил Зиждителя я дать возможность мне дар свой раскрыть, – а затем криккенер кричит на весь зал. – И Он дал возможность эту мне! Насколько благодарен я Ему, описать не могу! В сером своем существовании лучшего не было у меня. Задорно, ведь задорно! – продолжает криккенер более спокойным тоном. – Наслаждение… оно вот, – и рукой показывает на зал. – Вот радостно мне что.
Время свободное отдаю искусству. Перевоплощаться умею я, по поверхности затем гуляю. Задорно, задорно, однако, вышвыривают подобно собаке тебя, скумекав: «Вот пьянь нажралась». Но задорнее другое, идет когда «маленькая сгорбленная старушечка» с «сумочками тяжелеными», дескать добры молодцы помогите. Али заявится «капитан матерый» на верфь и разуму-уму учить салаг давай, как надо! Кем не был только я! И не упомнить-то всего. Бишь тоби мне задорно, весело и хорошо. Да! Черепа в муку молоть таланта нет у меня, но язык подвернут будь здоров. Не скромен я, правду глаголю. Ежели Феликс умертвял даэйгоров, то подговаривать же остается мне их. Способами всевозможными: где словом, где делом, где монетой звонкой, а где и обманом. Посему ребятки короносцем назвали меня своим. Речист, артистичен и задорен, – Эйрефор останавливается, а потом реалистично бьет себя по лбу. – Вулкана слов извержение низинское произошло! По делу, собственно, сюда явился я изволил какому? Письмецо опять тебе, – улыбается, – Бишь тоби не скучай. Не задорно а то, – встает, быстро соскакивает со ступеней и исчезает в темноте.
Меня вот что поражает в этом мертвеце. Хоть он и обладает настолько заурядной внешностью, что, случайно его встретив в толпе, не обратишь даже внимания, но, несмотря на это, его манеру говорения очень и очень сложно забыть. Я, конечно, не знаком со сценой, но, по-моему, Эйрефор мог бы стать знаменитым актером, не оборви он сам себе так глупо жизнь. Несмотря на свою «серую» внешность, Эйрефор – довольно-таки яркая личность.