сюда морем и сухим путем из Гамбурга чрез Киль, где прослушал профессоров и просидел в библиотеке за актами управления Гольштейном Петра III и Павла Петровича, то-есть, Екатерины, Папина и Сальдерна и в беседе с Далеманом, одним из семи прогнанных гёттингенских профессоров. Киль – колыбель нашего царского дома: везде следы русского правления; Екатерипа и здесь была Екатериною и Панин – Напилим; но, не в упрек будь им сказано, напрасно они сперва обменяли, а потом уступили эту прекрасную, единственную гавань, по водам коей я катался и любовался прелестным взморьем. Мы бы стояли одной ножкой в Германии, то-есть, в Европе, и какая бы выгода для торговли и нашей образованности! Непостижимо, как Екатерина могла согласиться на уступку законно папе принадлежавшего, будучи, впрочем, везде и всегда царства прибавительницею. И Папин оплошал! Лучше бы оставить Польшу в покое и сберечь наследственное княжество с гаванью и с трудолюбивыми добрыми немцами, кои еще в 1814 году желали быть русскими. Я нашел и купил много книг и брошюр с разными scandale-зными анекдотцами; приехал сюда до Вординборга морем и потом сухим путем; осмотрел уже библиотеку с руническими памятниками и рукописями и с загами, в коих первое мерцание нашего исторического света. Был у графа Сен-При; жена его, которую мы встретили на пути к Ашафенбергу, накупила для меня датских перчаток, кои с Кудрявским посылаю в Париж и везу с собою в Петербург. Обедаю у St.-Priest и отказал для того барону Николаи, ибо он на даче, а я ушиб ногу и боюсь долго просидеть у моря. Обираюсь в Штокгольм, но еще не знаю как. Плохо без языка! Но сию пору он довел меня до Копенгагена, но доведет ли и до Штокгодьма? Досадую, что избрал сей путь в коляске и с безъязычным камердинером. Я думал, что Штокгольм ближе к Копенгагену: вперед выучусь прежде географии. Прочти мое [письмо] к князю, если он позволит. Иду завтра к Пестору-королю: он заводил школы, отпускал на волю крестьян, жил с метресой, не пил вина, ненавидел англичан за разрушение Копенгагена и всей датской земли (чрез финансы); принимает всех, от босоногого нищего до министра и теперь еще навещает свою подругу подтишком ежедневно, а сына своего и её определил секретарем в Париж. Торвальдсена статуи Иисуса Христа и двенадцати апостолов прелесть! Но ни его, ни поэта Эленшлегера, ни епископа Мюнстера нет в городе. Досадно!
Что бедная Свербеева? От Кошелевых узнал я о её болезни и с тех пор о ней думаю. Видел Северный музей, единственный в своем роде. Сколько драгоценностей! Видел и барона, Николаи и завтра у него обедаю, а после завтра опять к Сен-При.
29/17-го.
Иду к королю на общую аудиенцию и перескажу о пей, когда выеду из белокурого царства. Напиши ко мне в Штокгольм или в Або: везде справлюсь. Сестру Авроры ожидают сюда с португальским мужем.
На обороте: Его сиятельству князю Петру Андреевичу Вяземскому.
1840.
835.
Тургенев князю Вяземскому.
Le 9 février 1840. Moscou.
Я приехал сюда третьего дня к обеду, но нашел сестру опять больною; сегодня легче… Узнал, что в Сибири, у сосланного моего родственника