буквально пить, а не вдыхать, такой он был плотный.
– 14 июля 64 765 563 122 года до нашей эры, – вслух, не скрываясь, громко сказал Бубнилда. – Не двести миллионов, но тоже ничего. Пожалуйте бриться, как папа говорил.
Вадим оглянулся. Сзади была куча какого-то папортника, из которой торчало какое-то бамбуковое дерево. Не бамбуковое. Динозавровое, в чешуе. Слева, в проёмах нефокусирующегося в глазах остролиста, блестело то ли волосатое озеро, то ли просто залитая водой саванна. Всё блестело нестерпимо, всё было влажным, везде стояли радуги. Справа были непролазные кусты. Не кусты. Что-то зелёное и непролазное. Затерянный мир, «чёрный» Конан-Дойль в восьми томах. Всё это Вадима не интересовало, потому что он уже опомнился. Его интересовал выход. Отсюда, с этой стороны дыру во времени ничего явно не обозначало, но намокшую спину сильно холодило даже на этой жаре, сквозило из Зоны. Дыра была, и дыра была открыта. Вадим удивился: разница температур очень большая, десятки градусов, должен же быть пар, парить же должно, как зимой у дверей бани. Но не было пара. Вадим посмотрел на мокрые грязные руки. Он сидел словно бы в луже. Земля под задницей была глубоко рыхлая, насыщенная мокрейшим перегноем, бурая вода затопляла вдавлины от ладоней прямо на глазах. Мимо лица что-то прожужжало медленной пулей, Вадим отдёрнул голову. Зрение никак не могло справиться с общей фокусировкой, огромный зелёный солнечный яркий мир сразу валился набок, стоило открыть второй глаз, головокружение оставалось, и очень сильное… В животе громко чавкнуло и во рту стало мерзко, и это обрадовало. Сейчас меня вырвет, подумал Вадим, и станет легче, как на «нейтралке» при первом «поцелуе». Да, да, уже начинает быть легче.
Начинало. Не успело. Черт-те почему заиграла «монтана» на руке.
Там-та-там-та. Та-та-там. Never let me go. Там-татам-татам…
Первая организованная мелодия, прозвучавшая на планете Земля, Солнечная Система, Млечный Путь, Божий Мир, первым же тактом привлекла к сбитому с толку, дезориентированному Вадиму острое внимание молодого трицератопса, утром этого древнего дня покинувшего детскую стаю. В лес отправился молодой трицератопс, ибо настала пора для героических и опасных поисков матери своих яиц. И страшно ему было, и неуверенно, но самецкая гордость жгла его со стороны интимных частей и подгоняла, и готов он был перекусывать кремни и насиловать тираннозаврих. Ну и можно ли обвинять его в том, что неуместный в своей электронной навязчивости писк часов и общая легкомысленность мелодии его взнервировали до степени «убить немедленно, фас!»? Шёл себе по Юрскому периоду юный торозавр, прислушиваясь, не мычит ли где юная самка, и тут на тебе, музыка Поултона, слова Фосдика, исполняет Элвис Пресли. Кто бы не озверел? Всякий озвереет.
Вадим не сразу отличил атакующего рогатого бегемота от окружавшей его флоры. Что его и спасло в общем и целом, когда он его всё-таки отличил, как зайчика на загадочной картинке, и понял, что десятая глава «Затерянного мира» уже началась.
Часть первая
1990.