Александр I, Мария Павловна, Елизавета Алексеевна: Переписка из трех углов (1804–1826). Дневник [Марии Павловны] 1805–1808 годов
мая / 7 июня 1806 года.
Уже давно, любезная Сестрица, мне нужно было поблагодарить Вас за Ваше последнее письмо, но я умышленно медлила с ответом, рискуя даже показаться Вам при этом несколько невнимательной. Мне трудно говорить с Вами об очень грустном обстоятельстве, которое я прочувствовала вместе с Вами до глубины сердца; это слишком серьезно и не может быть выражено в привычных формулах вежливости; а вновь заставить Вас вспомнить обо всем означало бы сделать нам обеим больно. – Я надеюсь, что письмо это дойдет до Вас с Вашим курьером, и поскольку его должны отправить из Павловски, я не знаю точного времени его отбытия и посылаю свое письмо туда на волю случая. Несчастная страна выглядит довольно опустевшей в настоящий момент, особенно в сравнении с тем, какой она была в прежние времена, и отсутствие Принца и Принцессы Луи более заметно, чем когда-либо[339]. Говорят, что они находятся в весьма неприятном положении, будучи окружены французами и вынужденные жить рядом, мне тяжело представить дорогую Тетушку в этом мире, и я ей, разумеется, не завидую[340]. – Не пишу Вам о том, что делается и что происходит здесь, Вы наверняка об этом знаете в мельчайших подробностях, впрочем, Вы хорошо знаете, по какой канве плетется у нас каждое время года, – это канва, в которой ничего не меняется; надеюсь, по крайней мере, что перемена в этом году будет состоять в том, что Брат Ваш останется дома, хотя это еще определенно не решено. Прощайте, любезнейшая моя Сестрица, не оставляйте меня своею дружбой и верьте в мою совершенно искреннюю к Вам привязанность.
7 июня 1806 года.
Любезный и добрый мой Друг, Матушка отсылает Вам назад Вашего курьера, и я не хочу упустить эту возможность, не напомнив Вам о себе и не поблагодарив за два письма, которые я получил от Вас со времени моего последнего к Вам письма. Сколько раз, любезный мой Друг, переносился я мысленно в Веймар, и как дорого я бы заплатил, чтобы мне было позволено провести несколько мгновений с вами. Я очень подробно расспрашивал Трубецкого[342] о Вас, мой добрый Друг, и о вашем здоровье, хотя он и заверял меня, что чувствуете Вы себя настолько хорошо, насколько это вообще возможно в подобных обстоятельствах. Признаюсь, что мне трудно в это поверить, и я не могу не испытывать беспокойства в отношении Вас. Когда в следующий раз Вы будете мне писать, напишите подробнее о Вашем состоянии, и если Вы не желаете, чтобы о содержании письма знал кто-либо еще, то можете полностью рассчитывать на меня. Вы собираетесь отправиться в Пирмонт. Желаю от всего сердца, чтобы воды Вам помогли, я даже больше надеюсь на то, что движение и необходимость длительное время находиться на свежем воздухе будут вам полезны. Что касается здешних дел, то мне мало есть что Вам сказать, все идет более или менее привычным чередом, как это было и при Вас. Какое было бы для нас счастье, если бы Вы смогли однажды приехать к нам, разумеется, это станет возможным лишь тогда, когда Вам позволит Ваше здоровье, для нас же это будет настоящий праздник. Я не желал