наши дела, никогда слабые очи ваши не узрят оных! Вы и того не узнаете, как поют фреры![25]
Какими делами занимается ложа, я в эти месяцы так и не узнал. Всё, что мне было открыто, это несколько условных знаков и рукопожатий да два тайных слова, по которым узнаю я братьев моих, смогу судить об их положении в ложе. Но ничуть не приблизился я в своих познаниях к главной цели, о которой писал основатель масонства в России Елагин – «сохранение и предание потомству некоторого важного таинства от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства может быть судьба целого человеческого рода зависит, доколе Бог благоволит ко благу человечества открыть оное всему миру».
Наиболее часто повторялись на этих собраниях слова основателя московской ложи Шварца: «Человек в настоящее время – гнилой и вонючий сосуд, наполненный всякой мерзостью. Таким он стал со времени грехопадения Адама, от премудрости которого осталась одна только искорка света, перешедшая к еврейским сектам ессеев и терапевтов, а от них к нам, розенкрейцерам. Надо сделаться безгрешным, каким был Адам до падения, а для этого необходимо самоусовершенствование».
Сосудом, наполненным мерзостью и вонью, я себя, при всём уважении к магистру, не ощущал, но самосовершенствоваться был готов…
События стали развиваться стремительно, когда я окончил курс университета. Неожиданно для себя самого получил назначение в Восточно-Азиатский департамент Министерства иностранных дел. Ещё большее изумление вызвало то, что должность моя соответствовала чину титулярного советника, равного чину самого Профессора. Ни связей, ни родства в высшем свете я не имел, посему воспринял сие назначение не чем иным, как чудом. Об этом и сказал Профессору при прощании. Он в ответ только загадочно улыбнулся и повторил своё любимое изречение:
– Профаны, любопытствующие наши дела, никогда слабые очи ваши не узрят оных!
Ещё он снабдил меня письмом к одному сюверьяну[26], живущему в столице.
– Вас ждут большие дела, мой мальчик! Надеюсь, что вы не подведёте моё доверие! – такими словами Профессор проводил меня.
Большие дела не заставили себя ждать. Сюверьян вскоре после нашего знакомства представил меня венераблю[27]. Это был древний старец в шитом золотом придворном вицмундире. Его лицо скрывала маска. Он едва мог шевелить губами, но глаза из-под маски буквально сверлили меня.
– Свет мастера – это видимая темнота, – припав ухом к губам старца, озвучил сюверьян слова его. – В этом мире всё не такое, каким кажется. Люди не видят видимое. Лучше всего сокрыто то, что на виду. Вы скоро, молодой человек, сможете видеть то, что сокрыто от остальных. Помните о клятве, данной ложе…
Через полгода я опять-таки неожиданно получил назначение в нашу миссию в Вашингтоне. Это в мои-то лета! Сюверьян поздравил меня с этим и без обиняков пояснил, что назначением и чином я обязан ложе, что посланник барон