нравятся. – Старик поглядел на Смерть, которая, словно каменный истукан, сидела на стуле, не отрывая глаз от окна. Старик вздохнул, почесал в затылке и снова заговорил: – Я-то как сюда попал. Шёл, значит, я переулком, за хлебом шёл, и тут передо мной котяра дорогу перебежал, чёрный-чёрный, ни одной светлой точечки на нём нет. Ну, ясное дело, лихо. Я постоял-постоял, думаю, не, так меня не возьмёшь, и в обратку пошёл, думаю, с другой стороны к магазину подойду, и всё ладно будет. Иду, значит, двором, тихо кругом, ни котов, ни человеков. Я, значит, за угол завернул, а там темно, света не видать, и я ногою в кирпич… Да, порядку нету. Кирпичи по дворам лежат, коты где хотят бегают… Зато у нас с демографией, говорят, дело в гору пошло: в новостях объявили, что люди помирать перестали, не мрут, и всё, уж второй день, говорят. Странно как-то. С чего бы это?
– Иван Матвеич, на процедуру, – крикнула старику медсестра.
– Иду, иду, уже иду, – вставая, проговорил старик и, в последний раз взглянув на Смерть, сказал: – Всего вам наилучшего. Выздоравливайте. Благодарствую за беседу.
Прихватив шуршащее радио, он, вздыхая, заковылял по коридору.
Через две недели Смерть выписали из больницы. Накинув на себя чёрную мантию, она продолжила свою печальную деятельность (печальную для нас), прерванную волей несчастного случая. Она ходила по миру, махая призрачной косой, однако сворачивать в Конный переулок побаивалась. Спустя много лет Смерть всё же решилась туда свернуть. Она шла осторожно, поглядывая на окна окружавших её домов.
В это самое время в Конном переулке Башорат Хусанович Штукатурдиев, вступивший в бригаду водопроводчиков, открыл канализационный люк.
Вечером Смерть очнулась в реанимации.
Две музы
Было раннее утро. Солнце только поднималось из-за восточных холмов. В ожидании музы поэт Юрий Кафельков, со скукой во взоре, крутился на стуле, складывал губы трубочкой, звучно выдувал воздух и почёсывал затылок, смотря то на часы, то на потолок. Перед ним лежали гусиное перо, чернильница и белоснежная бумага, готовая принять плоды душевно-умственных трудов.
Кафельков принадлежит к той породе поэтов, которые по каким-то причинам вечно бегают в заколдованном круге перспективы и не ведают из него выхода. Перо и чернильница отвлекают его от этой неутешительной действительности и позволяют ощущать себя хранителем традиций, лелеющим поэтические колоссы золотого века.
Тем, кто не знает, что такое вдохновение, вкратце об этом расскажу.
Вдохновение есть незримый, духовно-энергетический продукт, производимый божественной музой; продукт, необходимый для активации автономных частей творческого центра сочинителя.
Божественные музы, являющиеся производителями вдохновения, делятся на три категории.
Музы первой категории – это музы вольные, обитающие в природе. Сочинитель, обладающий необходимыми навыками, без труда приручает этих чудесных