ости на расстояние шести дюжин стандартных шагов, сорвалась стая черных птиц.
Марк Туллий довольно улыбнулся. Такое в торжественный миг развода караула мог позволить себе только он – легат, единственной в этом удивительном мире, не знавшем ни дня, ни ночи. Впрочем, сами эти слова: «День», «Ночь», как и многие другие, знали и пользовали только в высокородных семьях – в двух семьях, передававших от отца к сыну и от матери к дочери тайные знания. Знания, практически никак не помогавшие провинции в извечной борьбе с болотным Злом, но (согласно тем же преданиям) в далеком будущем просто необходимые при встрече с Избавителем.
В семьях – и легата Марка Туллия, называвшего себя иногда тайным именем Борис Левин, и консула римской провинции Лентулла Батиата (его вторым прозвищем было короткое и звучное Спартак) – Избавителя, прихода которого истово ждали все римляне, от мала до велика, называли по-иному – Товарищ Полковник. И ждали, пожалуй, с большим нетерпением, чем все другие жители провинции. Хотя и понимали, что с появлением Избавителя их ничем не ограниченная власть закончится.
Хотел ли этого Марк Туллий? Он старался не задавать себе такого вопроса. А если такая мысль и находила место в его голове, всегда забитой дюжинами неотложных дел, ответ она находила весьма уклончивый. В такой момент Марк Туллий словно беседовал с Борисом Левиным, который обычно мирно дремал в укромном уголке души:
– В конце концов, – восклицал легат, – больше тридцати поколений Туллиев не дождались исхода Избавителя. Почему он должен появиться именно сейчас, в наше с Батиатом правление?
Борис в его душе обычно усмехался:
– Ты не знаешь Товарища Полковника. Он появится. Обязательно появится… в самый нужный момент.
На этом их дискуссия и заканчивалась. Потому что никто не мог сказать, когда этот самый «нужный момент» настанет.
В груди легата вдруг противно заныло. Лицо его – непроницаемое, чуть надменное, не изменило обычного выражения. С таким Марк Туллий отправлял в караул очередную смену. А защемило в сердце потому, что, судя по всему, «момент» действительно наступал. Неизвестно – «нужный», или нет, но очень тревожный.
– Даже не так, – поправил себя легат, кивая командиру караула, и тем самым завершая торжественную церемонию, – смертельно опасный момент.
Это Марк Туллий, глядевший в спины легионеров, защищенные сталью, вспомнил уже о донесениях разведчиков. Их служба была в подчинении консула – Лентулла Батиата, он же Спартак; и принесла недавно совершенно немыслимое сообщение. Болотные племена, враги и римлян, и всего живого в мире, кажется, договорились о союзе. Всю свою сознательную жизнь Марк осознавал одну непреложную истину: пока племена грызутся между собой – за болотные неудобья; за подачки провинции; за право занять лучшие места на торгах, что устраивали римляне; за многое другое, жизненно необходимое для дикарей, именующих себя вызывающе цветисто – провинция будет жить. Мелкие набеги, свершаемые молодыми дикарями, успешно отражались силами караула. Крепость могла отразить атаку отдельного племени, даже двух… в крайнем случае трех. Но если все шесть воющих, измазанных болотной грязью орд в воняющих шкурах диких зверей одновременно пойдут на штурм крепостных стен… А главное – если шесть вождей призовут силы, дарованные им Темным небом, и обрушат их на римлян…
– Вот тогда только и останется надеяться на приход Избавителя, – легат поднял лицо к небу – действительно низкому и темному.
Оно всегда было таким; неласковым, но многообещающим. Последнее – от светлых полос, иногда прорывавших темные тучи и вечный полусумрак. Борис в душе называл эти полосы дарами далекого солнца – еще одного призрака, о котором в семьях много говорили, но никогда не предполагали увидеть.
– Для этого, – рассказывал Левин, и Света Кузьмина – вторая ипостась супруги легата, Ливии Терции – кивала этим словам, – нужно идти… долго и неутомимо – сквозь земли племени Дикаря с меховой трубкой, потом – по болотам, по гиблым топям, куда не суются даже дикари, потом…
Тут фантазии Бориса иссякали, и он умолкал, тяжело вздыхая. Потому что знал – еще десять поколений назад один из предков Лентулла, вместе с самыми отчаянными разведчиками совершили беспримерный по безрассудству и храбрости рейд по границам болот. Этот рейд, названный Великим, и до сих пор воспеваемый в песнях, начался как раз в землях племени Дикаря, чьим отличительным знаком была длинная меховая трубка, в которой злокозненный вождь прятал свое главное достоинство. Там же он и закончился – через шесть дюжин кругов. А это означало, что их мир – мир, центром которого во всех смыслах была римская провинция – был окружен болотами со всех сторон.
– И ждать, что эти проклятые болота когда-то высохнут, бесполезно, – сказал тогда Лентулл Батиат, и все с ним согласись.
Потому что с неба обычно сыпалась мелкая изморось, переходящая временами в ливень. Это добавляло влаги в и так пропитанный ею мир. А в редкие моменты прояснения, дарившие римлянам красоты тех самых «солнечных» полос, надвигалась другая напасть, несущая телам и душам