А скоро тот и вовсе затерялся в толпе – как только высокородные этой толпы достигли. Люди – и римляне, и дикари – расступались прежде, чем на них падали скупые тени четверки. Словно это решительный, полный гнева взгляд легата рассекал надвое толпу. А вот Марко этот взгляд ничуть не испугал. Глаза Вождя, убивающего взглядом, словно насмешливо говорили сейчас:
– И что ты сделаешь? Смахнешь рукой в сторону; убьешь железкой, что болтается на твоем поясе? Давай – убивай! И тогда я приду сам. И приведу с собой все племена. Буду в полном праве.
Два взгляда долго мерялись бы силой и жгучей ненавистью, если бы в это противостояние не вмешалась своим нежным голосочком Ливия. Впрочем, сейчас даже супруг не назвал бы этот голос нежным; он мог бы поспорить своей твердостью и решительностью с обоими взглядами:
– Показывай свой товар, посланник Вождя.
Марко все-таки склонился перед высокородной римлянкой. Может, он пытался скрыть от нее какие-то мысли? Или вожделение, привнесенное извне? Правой рукой он, так и не разгибая спины, махнул в сторону бочонков, выстроенных двумя равными горками. В них – как быстро подсчитал легат – было ровно по две дюжины надежных емкостей, не дающих протечек в течение целой человеческой жизни. Он даже возгордился было мастерством сородичей, но все внутри перебил вопрос:
– А почему тут две партии? За кого они предлагают сторговать другие две дюжины бочонков? За нее?
Он бросил украдкой взгляд на жену консула, на Теренцию Квинтиллу. Ответный взгляд был кротким, и каким-то отсутствующим – словно Теренция, а вместе с ней Ира Жадова, уже готова была одарить дикарей, явившихся на торг, своим талантом – песней, которой этот торг и заканчивался. Легат давно подозревал, что именно ради этих волнующих сердце мгновений приходит на торг большинство жителей болот.
Зато взгляд Спартака, Лентулла Батиата, был полным ответной ярости – направленной, конечно же, не на него, на Марка, сородича и друга консула, а на надменное сейчас лицо выпрямившегося вновь Марко. Словно консул тоже разглядел за этой прежде вполне смиренной физиономией гнусный оскал его Вождя.
– Нет! – за торговца дикарей сейчас действительно отвечал его Вождь, – эти бочонки (он махнул рукой в сторону горки товара слева) мое племя готово отдать Риму… почти даром. За безделицу, которая не может принести никакой пользы. За Камень.
Легат, а вместе ним и остальные, услышавшие сейчас кощунственные до жути слова, невольно содрогнулись. И было отчего! Камень, точнее, Камни, были главной ценностью каждого племени. Римлян в том числе…
– Хотя, – подсказал в душе Левин, – кто мы по сути, как не такое же племя, подобное болотникам. Чуть организованнее и чище. Главным же отличием римлян от этих несчастных (Борис махнул рукой Марка на ближних дикарей, и те отшатнулись) я считаю то счастливое обстоятельство, что нашим предкам когда-то на заре времен достались эти земли.
Теперь их общая рука обвела кругом всю округу и остановилась, едва не ткнувшись