своего спутника соком напоила. Потому он и уставился на Вождя с улыбкой, выражавшей готовность выполнить любое его повеление. Да хотя бы свернуть шею своей супруге, с которой он прожил множество кругов.
– Это не показатель, – усмехнулся внутри себя Джонсон, – может ты и без сока хотел бы совершить такую процедуру. Освободить, так сказать, землю, от вместилища вселенского Зла.
О том, что в нем самом Зла не меньше, а может, и много больше, чем в женщине, сейчас с показным радушием рассматривающей роскошное (как прежде казалось Вождю) жилище, и таких разных личностей, что уже собрались в ней, он не думал.
– Зло – это ведь для других, – решил для себя он уже давно, – а все, что делается на благо себя, любимого и единственного – Благо и есть. Какие бы потоки крови и немыслимые страдания это Благо не сопровождали.
Зинана чему-то кивнула, улыбнулась, и вдруг… запела. Не так божественно, конечно, как римлянка на стене крепости, но вполне приятно для слуха.
– «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!», – пропела она, и рассмеялась.
Ее смех прозвучал в мрачной землянке, освещаемой немилосердно чадящими светильниками очень неестественно.
– Что это? – воскликнули в один голос два вождя – Джонсон с Бароном.
А дикарь за столом даже перестал жевать – словно подавился особо крупным куском.
– Песенка такая, – пожала плечами Зинана, улыбнувшись сразу всем – кроме мужа, который тоже улыбался, глупо и жалко – за ее спиной, – издревле… русская.
Джонсон едва подавил крик, рвавшийся из груди:
– Уже? Идут?!
И тут же развернулся в прыжке к двери, радуясь так удачно подвернувшейся возможности скрыть и от Зинаны, и от остальных собственную панику. В двери, низко пригнувшись, входил еще один вождь.
– Не русский, – перевел дух капитан, кивая огромной фигуре, которая так и не распрямилась, чтобы не ткнуться макушкой в низкий потолок землянки, – Дену.
Этот вождь, как знали все, не отличался многословием. Вот и сейчас он, не говоря ни слова, шагнул к столу, и плюхнулся всем весом на скамью, которая едва не развалилась. И только потом улыбнулся – скорее всего, потому, что его темя ни во что не упиралась. Дену тоже оценил богатое угощение на столе; схватил было кусок размерами не меньший, что продолжил жадно обгладывать дикарь с трубкой. Но не донес его до широко раскрытого рта – когда его взгляд поймал Джонсон.
– Этот – мой, – искренне обрадовался Вождь, милостиво кивая Дену, и тем самым разрешая ему приступить к трапезе.
Огромный дикарь тут же принялся перемалывать мясо (может, вместе с костями) крепкими зубами, а Джонсон успел поймать взгляды, которыми обменялись Барон с Зинаной.
– Понятно, – читалось в этих взглядах, – ты, «уважаемый хозяин», готов всех нас подчинить своей воле. Но мы-то… не все! И не таких ломали.
– Таких вы еще не видели, –