В этой дороге чуть не хватало до двадцати километров, и сейчас – поняла Кудрявцева – она вела в никуда. Потому что мир вокруг был чужим, бесконечно непонятным и враждебным. Даже низко нависшее небо наверху, брызнувшее сейчас зарядом крупных дождинок, словно шептало: «Уходите, я не звало вас сюда!».
– И мы сюда не рвались! – с ожесточением ответила тяжелым темным тучам израильтянка, – не рвались за этим.
Оксана вместе с Александром повернулась к телам, что неподвижно лежали на широкой ступени. Их было много, очень много, непоправимо много для города, в котором потеря даже одного человека была трагедией. Здесь же…
Раньше нее эту страшную задачу взял на себя огромный и мрачный Левин, вынырнувший из-за угла цитадели. Он шел к командиру, очевидно с докладом. Шел не прямо, не чеканя шаг – как он это обычно делал, подходя к старшему офицеру. За ломаной траекторией его пути; за противным хрустом оболочек мертвых насекомых, по которым шагал сержант и за кровавыми кляксами, в которые превращались отпечатки его ботинок, безмолвно наблюдали люди, никак не решавшиеся выйти из безопасного круга. Первым шагнул вперед, показывая, что никакого круга, и никакой опасности больше нет, сам командир. Ну, и Оксана, конечно – ведь Александр так и не отпустил ее руки.
На них и обрушил горе и растерянность Борис, так и не снявший шлема. Его глаза в открытом забрале словно кричали: «За что?!», а губы прошептали страшное:
– Двадцать восемь…
Это число ужаснуло Оксану; а позади, за спиной, вызвало громкие крики ужаса. Кудрявцеву едва не смело в сторону живым ураганом – это мимо них с Александром промчалась, и рухнула на колени Зинаида. Оксана едва узнала всегда улыбчивую повариху, не пожалевшую коленок; рухнувшую на них с разбега перед останками длинного, сейчас практически неузнаваемого тела. Каким чудом Зина узнала в этой высохшей мумии своего мужа, доктора Брауна? Израильтянка знала этому чуду название – любовь. Любовь, которую сейчас растоптали; точнее – выпили своими безжалостными жалами летающие твари. Оксана теснее прижалась к Саше, перед которым продолжал топтаться Борька Левин – с таким же жалким и беспомощным лицом.
– Сержант! – напомнил ему об обязанностях полковник Кудрявцев.
Эта резкая команда, а больше того – огромная, и одновременно изящная фигурка Светланы, жены начальника охраны, скользнувшая из дверей цитадели, и склонившейся перед ближайшим телом – заставила щеки Левина порозоветь, а все тело подтянуться в обычной строевой стойке.
– Товарищ полковник! – рука дернулась к шлему в запоздалом приветствии, и тут же «поехала» вбок, по окружности, обводящей окрестности, – докладываю: за пределами города местность изменилась полностью.
– Что значит, изменилась? – нахмурил брови командир.
– Да, – про себя добавила строгости в вопрос мужа израильтянка, –