речь. Еще Уэст сказал, что посмотрел в глаза этому человеку, увидел, как у него дрожат ноздри, и тогда понял, чтó с ним не так. Он накачался наркотиками.
– Мне таких никто не заказывает, – повторил Уэст.
– А я что у вас спрашиваю, – огрызнулся приезжий, – липучку для мух?
После чего купил какие-то другие сигареты и ушел. А Уэст страшно разозлился – так, что даже вспотел, и, говорит, его едва не вырвало.
– Знал бы я про какую-нибудь отраву, – говорит, – которую сам изготовить бы побоялся, сказать, что бы я сделал? Дал бы этому малому десятку и объяснил, где ее можно раздобыть, и велел бы больше никогда со мной не заговаривать. Вот чего мне хотелось, когда он ушел. Еще чуть-чуть – и стошнило бы.
Стивенс оглядел нас, помолчал секунду. Мы не сводили с него глаз.
– Он приехал сюда откуда-то на машине, на кабриолете, это я про того городского. Ну, про городского, у которого кончились его сигареты. – Он снова помолчал, а потом повернулся к Вирджиниусу Холланду. Кажется, они целую минуту не сводили глаз друг с друга, а мы – с них обоих. – А еще какой-то негр сказал мне, что за день до убийства судьи Дьюкинфилда эта большая машина стояла в сарае у Вирджиниуса Холланда. – И мы вновь обратили внимание на то, что они не сводят глаз друг с друга, и выражение лиц у них не меняется. Стивенс говорил спокойно, раздумчиво, едва ли не певуче: – Кто-то пытался удержать его от поездки сюда в этой машине, в этой большой машине, которую, стоит увидеть, так сразу же запомнишь и после узнаешь. Возможно, этот кто-то даже запрещал ему ехать, угрожал. Только того человека, которому Уэст продал сигареты, так просто не запугаешь.
– И этот «кто-то», по-вашему, я? – сказал Вирджиниус. Он не пошевелился и не отвел от Стивенса своего немигающего взгляда. Но Ансельм задвигался. Он повернул голову, посмотрел на брата и тут же отвел взгляд. В помещении стояла полная тишина, но когда заговорил родственник, мы поначалу его не услышали, тем более не поняли, что он говорит; с того момента, как мы вошли в эту комнату и Стивенс запер за нами дверь, он лишь однажды открыл рот. Голос у него был слабый, и нам снова показалось, что ему вроде как тесно в своей одежде. Говорил он со знакомой нам всем робостью, мучительным желанием остаться в тени.
– Тот малый, о котором вы говорите, – сказал Додж, – он ко мне заехал. По делу. Когда он появился, уже темнело, он сказал, что ему нужно купить лошадок для… ну, как там эта игра называется?…
– Поло? – подсказал Стивенс.
Заговорив, родственник ни на кого не смотрел, ощущение было такое, будто он обращается исключительно к собственным ладоням, беспокойно блуждающим по коленям.
– Вот-вот, сэр. Вирджиниус тоже там был. Мы поговорили про лошадок. Наутро этот малый сел в машину и поехал дальше. У меня не нашлось ничего, что бы ему подошло. А про то, откуда он приехал и куда путь держит, я ничего не знаю.
– И с кем еще он мог увидеться – тоже, – сказал Стивенс. – И какие другие у него могли быть дела – тоже. Про это вы ничего сказать не можете?
Додж