будет то подпускать вас поближе, то отталкивать, то убегать, то набрасываться, точно волчица, чтобы разодрать в клочья рубашку и вновь оттолкнуть, как опостылевшую игрушку. Я слишком мужчина, чтобы годиться ей в аманты,[14] сир. И, признаться, рад был избавиться от такой докуки…
– А она в свою очередь решила избавиться от вас?
Рейли отмахнулся:
– Быть может, люди Уолсингама действовали по собственному почину. Но они перерыли в моем особняке все так, что и не всякий грабитель позволил бы себе подобное непотребство.
– И что же? – задал я резонный вопрос.
– Что?! – недобро скривился Рейли. – Эти собачьи ублюдки отыскали мою переписку с Генри Перси. Несчастным графом Нортумберлендом. Я уже говорил – он был моим другом. Мы познакомились в Оксфорде, когда мне было шестнадцать. И с той поры переписывались. Сознаюсь, наши письма не были образцом скромности. Но зато в них был отменный слог и рифма. И главное – в них самому Господу не удалось бы отыскать никакого тайного кода, как это утверждал Уолсингам. Да и к чему нам все эти тайны?! Когда Генри сеял панику в шотландском приграничье, я дрался с испанцами у Стокема и Шарлемона. Еще в апреле прошлого года я брал на копье Бриль, а потом тащился от Монса навстречу вам, сир. Но нет! Я был признан тайным заговорщиком, подосланным не то испанцами, не то самим казненным Перси, чтобы умертвить королеву, дьяволово копыто ей в глотку!
– Значит, все-таки месть, – скрестив руки на груди, подытожил я.
– Ну что вы, монсеньор. Я как добрый подданный всего лишь оправдываю возложенные на меня ее величеством и сэром Френсисом ожидания. И то, – он вздохнул, – не до конца. Разве я придумал назваться мятежником?! Разве я бросил себя в Тауэр?! Отнюдь! Это придумали те, кого мы нынче ждем в гости. Их судьба предначертана свыше. Любой честный англичанин скажет вам – этот род проклят! Он, точно злобный скорпион, несет в себе начало собственного умерщвления.
Снаружи послышался гулкий звук труб, пронзительные крики скороходов и цокот множества копыт по брусчатке, которой был выложен причал.
– Прошу простить, ваше высочество, – Рейли вновь шутливо поклонился, – я вынужден откланяться. Вот она – моя неуловимая Диана Вирджиния, моя огнекудрая Бэт! Я покидаю вас, сир. Сами понимаете, нехорошо заставлять женщину, а уж тем более королеву, ждать. Она может усомниться в искренности моих намерений, что с такой-то стражей небезопасно для нас. А, как утверждает Вегеций: «Хорошие вожди вступают в отрытый бой только при благоприятных обстоятельствах или крайней необходимости».
Сходни, брошенные с борта «Дерзновения», были покрыты тем самым ковром, который еще совсем недавно устилал трап адмиральского галеона. Кое-где, если присмотреться, на нем можно было видеть следы запекшейся крови – память о короткой, но беспощадной схватке на борту «Сан-Антонио». Но с одной стороны, ее величество вовсе не горела желанием пристально разглядывать то, по чему ступали ее ноги,