шариком для пинг-понга
под подошвой жизни хрустит душа.
И опять до ужаса неохота колошматить
рифмами наугад
ветряные мельницы Дон Кихота —
те, что машут крыльями и… летят…
И от этого вряд ли найдется средство.
Не по всякой шкуре судьбы клеймо.
…Хорошо сидеть на скамейке детства,
где такое вкусное «Эскимо»,
все, что всуе сказано, забывая.
Да и то, что было, теперь не в счет.
Вот и все. Бывает же так… бывает.
«Незачет» по жизни мне… Не-за-чет.
«Висс бус лаби»[2]
Моему другу
Инге Д.
…А лучшего вовеки не найдешь ты; пусть этим никого
не удивишь. Гуляет кот (не тот, который «ешкин»)
по Городу (который – не Париж.) Свобода? – Ну…
какая, блин, Свобода! Здесь проросли друг в друга
на века, хоть не сказать, что – братские – народы,
но слышащие оба языка.
«Гудят» соседи. Ванька бросил Янке, все «точки»
расставляя кулаком: «На кой мне в Риге – НАТО-вские
танки?! И Запад окаянный мне – на кой?!» —
И не расслышать, что ответил Янка… – а надо ли?
– Рассеялся туман… и, верь-не верь, они поют…
«Смуглянку»… и тут же —
«Кур ту тэци, гайлит манс»[3]…
Стучит в висках рассеянное время. Идут часы,
отмеривая пульс. Пусть нет войны не знавших
поколений, но… все равно – на всех не хватит пуль.
…как страшно убегать от сновидений. Вот форточка
открытая дрожит. Вот кот урчит. Вот грудь сосет
младенец. Здесь каждый вдох и выдох – это жизнь.
Ты слышишь? – Море стонет в трубах ржавых…
а Город бьется рыбой на мели.
Молюсь, чтоб никакие «сверхдержавы»
его не сдули – перышком – с земли…
Храни, судьба! Не будь со мной в разладе!…сегодня —
без особенных причин – сказал мне старый
дворник: «Висс бус ла́би!» и залучился нитями
морщин. Кипит весна живым подкожным соком,
распахивает душу сквозняком.
…И я иду в «прекрасное далеко» – с китайским
камуфляжным рюкзаком.
Дымы отечеств
Все мимолетно и непоправимо.
Лохмотьями – на шпилях— облака.
Отечество клокочет едким дымом
в прокуренной груди товарняка.
В ознобе Город; каждый перекресток
вздыхает: «Лишь бы не было войны!»…
– А помнишь? —
мы в безумных девяностых
взрослели на развалинах Страны…
Наш мир, давно потерянный, не рухнет.
Нам – по большому счету – все равно,
когда и с кем на тех же самых кухнях
пить то же полугорькое вино. —
За то… чтобы у стен отсохли уши,
чтоб слово закипело, как слеза…
а Бог молчит, с прищуром глядя в души —
в который раз не знает, что сказать. —
Возьмет— по паре – всех (как при