все. Топайте!
– Что ж, счастливо, лейтенант, – обернулся Дюбин и тут же скомандовал бойцам: – А ну взяли! За лыжи, за лыжи берите. Поднимайте. Выше, еще выше. Вот так…
Они подняли Хакимова и с трудом выбрались из рва. На бруствере Дюбин еще оглянулся – прощание вышло второпях, скомканным, и Ивановский махнул рукой:
– Счастливо.
Когда они скрылись там и последним исчез за бруствером высокий капюшон старшины, Ивановский сел в снег. Он почувствовал особенное удовлетворение оттого, что Дюбин не пропал окончательно, догнал группу и теперь с теми, кто возвращался, будет толковый и человечный командир, который должен их привести к своим. А они здесь как-нибудь справятся вдвоем с Пивоваровым, который все еще стоял во рву, глядя поверх высокого бруствера. Чтобы разрушить неловкость, вызванную этим прощанием, лейтенант сказал с несвойственной для него словоохотливостью:
– Садись, Пивоварчик, отдохнем. Тебя как звать?
– Петр.
– Петька, значит. А меня Игорь. Ну что ж, может, нам еще повезет? Как думаешь?
– Может, и повезет, – неопределенно сказал Пивоваров, потирая ложу винтовки, и вздохнул тихонько и прерывисто.
– Ладно, пока есть время, давай подрубаем, меньше нести будет, – сказал Ивановский, и Пивоваров, присев, начал развязывать вещевой мешок.
Глава девятая
Спустя полчаса, когда хорошо притемнело, они выбрались из своего снежного укрытия. Оба продрогли, сильно озябли ноги, хотелось сразу пуститься на лыжах, чтобы согреться. Но прежде надо было оглядеться. К ночи движение на шоссе поубавилось, шли одиночные машины, у некоторых слабо светились подфарники. Вокруг было тихо и пусто; снежные дали с перелесками затянуло вечернею мглой, облачное беззвездное небо низко нависло над снежным ночным пространством. Ивановский решил идти на восток вдоль шоссе, не выпуская его из виду и следя за движением на нем; он думал, что, как и в тот раз, осенью, базу должны выдать машины.
Они скоро спустились со своего пригорка, по рыхлому снегу перешли лощину. Двадцати минут ходьбы вполне хватило на то, чтобы согреться и даже слегка устать. Что ни говори, а сказывалась прошедшая ночь. К тому же в отличие от вчерашнего Ивановский сразу почувствовал на ходу, что раненая нога стала болеть сильнее, невольно он двигал ею осторожнее, больше нажимая на левую. Правда, он все же старался привыкнуть к этой своей боли, думал, как-нибудь обойдется, разойдется, авось нога не подведет. Но, поднявшись на очередной пригорок, лейтенант почувствовал, что надо отдохнуть. Он слегка расслабил ногу, перенеся тяжесть тела на здоровую, и, чтобы подошедший Пивоваров ничего не заподозрил, сделал вид, что осматривается, хотя осматриваться не было надобности. Шоссе находилось рядом, оно лежало пустое, впереди мало что было видно: сильный восточный ветер упруго дул в лицо, от него слезились глаза.
– Ну как, Пивоварчик? – нарочито шутливым голосом спросил лейтенант.
– Ничего.
– Согрелся?
– О, упарился даже.
– Ну давай дальше.
То и дело поглядывая по сторонам, они прошли