стола, закурила. Поморщив нос, почесала затылок и заикнулась о чем-то, но смолчала. Вздохнула разок, затянулась, выпустила дым через нос. Третий сидел напротив нее на своей кровати.
– На самом деле, мне бы выспаться. Завтра на работу, – сказала Бессонова и стряхнула пепел с сигареты на какие-то бумаги на его столе.
– Там договоры… – Третий метнулся к ним, стряхнул пепел и достал чистые листы бумаги вместо своих документов.
– Это важно? – усмехнулась Бессонова.
– Мне за это платят. Я люблю свою работу.
– Как ее можно любить?
– Смотря какую. Зачем ты ходишь на свою работу, которая отнимает у тебя столько сил и времени? Ты же не тратишь даже этих денег, – у Третьего всегда наготове совет.
– Почему же? Часть, которую не отдаю Максиму на общие нужды, я отдаю Крохе.
– Зачем?
– Чтобы она не рассказывала мне историй.
– О чем?
– О себе.
– И что она с ними делает?
– Топит ими печи.
– Чьи?
– Чужие.
– Зачем ты тогда ходишь на эту работу?
– Нужно чем-то занять не востребованное никем время.
Крошка тихо села рядом с Бессоновой за стол. Неумело курила: прилежно, положив свободную руку перед собой, как первоклассница, под еще не до конца сформировавшуюся грудь. Она пыталась копировать движения сестры, и эти ее потуги вызывали всегда снисходительную улыбку Бессоновой. Неумело держа сигарету, младшая пускала дым в глаза, жестами будто пытаясь отгородиться от всего мира сразу. Лучше б она не курила совсем.
Повременив еще немного, Бессонова молча докурила сигарету, встала и ушла. Третий не нашелся, что сказать ей.
Утром Рома вернулся на своем мотоцикле домой, с оглушительным ревом пролетев мимо окон. Максим и Бессонова оба прилипли к стеклу, разглядывая вожделенный металл.
– И что ты в них находишь? Уродцы, – фыркнула она.
– Красавцы! Непонятные, как женщина. Два колеса, а не падает… Посмотри на силуэт человека на мотоцикле. В движении он полностью погружен в процесс. Он будто в другом измерении!
– Бред, по-моему.
– Знаешь, когда у тебя полный бак, жизнь налаживается, – мечтал Максим. – Впереди всегда много километров пути, и невольно появляется улыбка. Добрая такая. Ты ощущаешь свободу.
– Свобода это хорошо. Если есть куда вернуться, – выдохнула Бессонова, опустив глаза.
– Зачем куда-то возвращаться, если впереди целый мир?
– Страшно ехать в никуда. Да и зачем, если есть дом?
– Помнишь Аюра?
– Твой монголоидно-буддийский друг-алкоголик?
– Да. Он позавчера упился в мусор и достал из кармана измятую мандалу.
– Что такое?
– Картинка, вроде лабиринта, для медитаций… Я почему-то сразу вспомнил о тебе.
– Ты мне ее покажешь?
– Не нужно это.
– Тогда зачем ты мне рассказал?
– Аюр говорит, что разгадал ее. Хотя это невозможно.
– Почему?
– Невозможно