не хочу, что – бы наш сын впитывал дурные привычки своего отца. Хочешь знать, что я обнаружила у Лёни под его ковром у кровати?
Пашка испуганно посмотрел на Катю.
– Этикетки красивые твой сын наклеивает под ковром. Они от бутылок вина! За что однажды и произошла у нас с ним неприятная беседа. Я накричала на сына, но виноват – то был ты, его отец! Из – за тебя он убежал тогда, обиженный на меня за непристойные мои слова к нему! Из – за тебя нанесла я ему душевную рану. Мальчишка видел на тех этикетках лишь красивые яркие картинки, но это всё привело меня в бешенство! Меня трясло от того, что когда – нибудь мой взрослый уже сын будет вот так же иметь хорошее настроение лишь только после того, как немного выпил.
Пашка сидел, слушал Катерину и от сказанных её слов еле – еле шевелил губами:
– Этикетки? Это же не повод оскорблять сына! Что в этом такого? …Как я один без вас?.. Зачем под ковёр? У Лёни есть альбом с марками. Можно картинки туда наклеивать… Как болит у меня голова!
Павел невпопад продолжал шептать, взявшись за голову. Потом, как бы опомнившись, схватил Катину руку, произнёс громко, с надеждой:
– Я понял, я всё понял, Катюшка! Поживу в общежитии, но только обещай, что не будешь мне запрещать видеться с детьми. Ты же знаешь, я без них не смогу. А насчёт того, что не воспитан я, так это твоя правда. А ко всему этому и уродился я не такой, как все. Не могу я высказать то, о чём душа моя поёт. Не могу передать душевную радость красоты земной. Боюсь тебе сказать о том, как сильно я тебя люблю. Вот и сейчас, сказал и боюсь, что смеёшься ты про себя над моими словами. А стоит мне немного принять для храбрости хотя бы лёгкого вина, сразу раскрепощаюсь и мне уже нипочём то, что ты про меня подумаешь. И начинаю я кричать о своей любви к тебе.
– Своеобразная у тебя тактика выражения своих чувств! Смешно и наивно полагать, что она у тебя может сработать.
– Не знаю, но главное, что мне удаётся, хотя бы таким методом выдавать на гора сумасшедшую к тебе любовь, бесконечные нежности к тебе.
– Эти твои сумасшедшие действия и перечёркивают все твои настоящие чувства.
– Ты права, да и Сашко не однажды говорил мне об этом и ребята в бригаде. Но все люди, как люди, а я какой – то неправильный. Мои неоправданные поступки бегут впереди меня. Я не виноват, Катя, честное слово! Меня и Раиска ругает, и перед ней мне стыдно. Я понимаю, что выражаю свои чувства очень эмоционально и порой нетактично, но что поделать, если я таким уродился контрастным – либо молчу, как тюфяк, либо, как выпью, становлюсь неуправляемым даже сам над собой? Но у меня есть большоё смягчающее обстоятельство – я тебя очень сильно люблю. Когда ты пела песню в клубе, она звала меня за собой. Я готов был идти хоть на край света, лишь бы ты не грустила, лишь бы не плакало твоё сердце. Ты живёшь со мной, но без меня. Без меня ты в своих мыслях куда – то улетаешь, без меня ты хочешь жить дальше. Я чувствую твоё отчуждение.