Чучундра, заинтригованный поворотом разговора.
Свинарь вдруг утратил свою беззаботную веселость и посерьезнел на глазах,
– Если пьяный свалюсь тут и усну – тогда сожрут. Непременно сожрут, – сказал он с какой-то тоской и мукой.
– Но я осторожно пью, с умом. Только у себя в кублушке, а это там, снаружи… – и бросил окурок в навозную лужицу на полу.
Нам пора было возвращаться на кухню.
Ужин обрушился на нас как тайфун. Вечером все были особо злы и голодны. Опять не хватало мисок, и мы не успевали их мыть.
Вопли: «Гуси! Посуду давай!», сопровождаемые грязными мисками, вновь полетели в окно судомойки.
Уже дважды дежурный прапорщик заглядывал к нам, крутил сморщенным недовольным рылом и ободрял:
– Сейчас от помазков-то oгребете люля-кебабов, кони вы в яблоках! Лениться – грех большой! Работа должна быть быстрой и красивой, как смерть пионерки.
Джаггер носился в едальном зале, как черт, заговаривая зубы дедам. Мы терли посуду в кипятке так, что казалось, что вода от наших движений становится ещё горячее.
Навестил нас и повар-гуманист Федя, сообщивший, что попросит наших сержантов оставить нас в наряде ещё на сутки.
– Не то чтоб вы мне очень понравились, – сказал Федя, – но очень уж вы к труду неспособные, вас учить надо.
– Видимо все в этом мире имеет границы, и Федин гуманизм тоже. А безгранична лишь Вселенная, и то лишь на нынешнем этапе познания, – сообщил нам Чучундра.
B окно мойки просунулась шишковатая голова Джаггера и прохрипела так, словно ему уже прижигали пятки:
– Чуваки, давайте миски-ложки, карачун нам приходит! Давать было пока нечего.
Слова у Джаггера явно кончились, и тут я решил, что он рехнулся. Джаггер встал y судомоечного окна и вдруг, перекрывая шум и крики беснующихся стариков, громко пропел приятным хрипловатым тенором:
– Призрачно все в этом мире бушующем… – и сделал паузу. Столовая стихла.
Только кто-то из дедов сказал: «Ого!».
И тут же кто-то другой, более хозяйским и деловым голосом повелительно сказал: «Ну»!
Джаггер продолжил, а Панфил, мгновенно просекший фишку, подхватил вторым голосом:
– Есть только миг, за него и держись…
– Давай-давай, молодые, – поощрительно крикнул все тот же деловой голос, – жгите, черти!
Тут уже присоединился и я, стараясь брать, как можно ниже и не очень фальшивить. И мы втроем грянули:
– Есть только миг между прошлым и будущим…
А дальше, набрав воздуху в грудь, словно ставя на карту все:
– Именно он называется жизнь!..
Обнаружилось, что непоющий Чучундра вполне успешно посвистывает в нужных местах.
И пошло-поехало.
B едких клубах содового пара, полоща миски красными опухшими руками, мы с Панфилом заливались, словно демоны в аду. Чучундра посвистывал, а Джаггер снаружи вел основную партию, подавая и убирая посуду.
Все слушали молча, лишь иногда подбадривая нас воплями: «Давай еще, Карузы!»
Мы