сегодня было большое сражение.
Стали появляться отставшие от частей солдаты, прятавшиеся в кустах, они рассказывали, что роялисты одержали победу, сражались отчаянно и взяли около тысячи человек в плен.
Не веря этим слухам, я приказала прислуге ждать и держать двери на замке, пока все это не подтвердится, но еще до наступления темноты мы узнали, что победа одержана, поскольку сам Робин прискакал верхом на лошади обрадовать нас, и вместе с ним – братья Трелони и Раналд Моун. Робин был весь в пыли, а рука его была перевязана пропитанными кровью бинтами. Все смеялись, ликовали: обе дивизии парламента в полном смятении бежали в направлении Солташа, и их противные рожи, как сказал Джек Трелони, никогда больше не сунутся на эту сторону Теймара.
– А этот парень, – говорил он, похлопывая Робина по плечу, – шел в бой с соколом на рукавице. Он выпустил его на мушкетеров Рутина, и, ей-богу, птица их так удивила, что многие стали палить куда попало и дали стрекача еще до того, как у них кончился порох.
– Я поспорил с Питером, – улыбнулся Робин. – В случае проигрыша я должен был отдать свои шпоры и стать крестным его очередного ребенка.
Они затряслись от смеха, забыв о пролитой крови и трупах, что они топтали ногами, затем сели, осушили два огромных кубка с элем, вытирая влажные от пота лбы и обсуждая ход боевых действий, словно спорщики после петушиного боя.
Бевил Гренвил стал героем дня в этом своем первом бою, и они объяснили нам, как он вел корнуолльскую пехоту с холма на холм за собой в атаку – такую яростную, что противник не смог устоять.
– Видела бы ты, Онор, – рассказывал Робин, – как слуги и арендаторы распластались перед ним в торжественной молитве; он же в руке держал шпагу, а его честное, открытое лицо было поднято к небу. Они все были в серебристо-голубых мундирах, как на большом празднике. Они бежали за ним вниз по склону, крича: «Гренвил! Гренвил!» Его слуга Тони Пейн размахивал пурпурным знаменем с тремя золотыми полосками. Боже, как я был горд, что я корнуоллец.
– Это у него в крови, – сказал Джек Трелони. – Бевил всю жизнь был помещиком. Но вложи ему в руки оружие, и он превратится в тигра. Таковы все Гренвилы в глубине души.
– Дорого бы я дал, – вступил в разговор Раналд Моун, – чтобы Ричард Гренвил перестал убивать ирландских дикарей и вернулся к своему брату.
Наступило неловкое молчание, так как некоторые вспомнили о прошлом, а также о моем присутствии в комнате, затем встал Робин и заявил, что пора возвращаться в Лискард.
Вот так в сорок третьем году в юго-восточном Корнуолле война лишь слегка задела нас и ушла. Многие из тех, кто даже не понюхал пороху, разглагольствовали о том, что они слышали или видели, тогда как те, кто в ней участвовал, такие как Робин, хвастались, что летом парламентские мятежники сложат оружие окончательно.
Увы! Оптимизм этот был совершенно неуместен. В том году мы одержали целую серию побед на западе, дойдя до самого Бристоля, и корнуолльцы покрыли