совершенное оружие, я убиваю запах моря, вытравливаю цвет неба и солнца из твоей памяти.
Камни горят в пламени моей боли. Я заблудилась в лабиринтах стекла и бетона, ярость пытает меня, я не умею дышать известью города, пыль застилает мои глаза.
И пока я брожу, полуослепшая, гаснущая, в пространствах твоего города, тяжелые капли из чистого серебра падают с неба.
Блестящим камертоном они отмеряют время, которое я решаю оставить тебе.
Ты примешь их за дождь и не успеешь удивиться, когда одна из них проткнет твое темечко, и ты больше ничего не сможешь испортить.
Зимний Феникс
У тебя веки тяжелые от хронического недосыпа.
Темнеет рано, долгими вечерами тебя мучают мигрени, и у доброго аптекаря уже не осталось новых лекарств, чтобы предложить тебе.
Сердце, которое ранее разливало мерное тепло в твоей груди, теперь холодит неприятно отчаянием.
Твоя зима такая сильная, что мне даже не приходится прилагать усилий, чтобы победить тебя.
Дни, бездарно проведенные в тусклом обществе простуд, квашеной капусты с витамином С и колючего бабушкиного шарфа, сделали все за меня.
До самой весны теперь бояться тебе моих серебряных глаз, и даже когда до весны останется лишь два вздоха – не разомкнешь ты сухих обветренных губ, будешь задыхаться в дыму сигарет у замерзших окон.
Тени разлапистых елей кажутся элегантными только из окна, изнутри согретой камином комнаты.
Это – иллюзия.
Мертвая иллюзия.
Зима есть отсутствие преград – их некому ставить.
Мертво все вокруг.
То, что кажется кристально-чистым, на самом деле – бескровность покойника.
Зазубрины снежинок больно режут пальцы, сбривают ресницы с бесшумном полете.
Воровка теней
Я украду твою тень – и ты больше никогда не сможешь смотреть на солнце.
Мои дожди – соленые и черные, и заря дрожит от страха над раскинувшейся бездной.
Мое смертоносное безумие живет в тысячелетних видениях, они мучают меня криками тонущих рыцарей и последними вздохами африканских невольников. Рваный шелк одеяния Марка Порция Катона, окровавленный череп Йорика.
Я не помню прошлого, я сама есть прошлое, с глазами цвета средневекового зеркала, и стылое марево пожирает небо за моей спиной.
А может быть, я и не хочу жить там, где тебя нет, и никогда не было, там, где само время бежит тяжело, как старый охотничий пес – все еще безраздельно преданный хозяину, но уставший, смертельно уставший.
Сберечь шанс помнить, подарить себе три подсказки из Пустоты.
Ничто мерзкого цвета сырого мяса.
Скрип гравия под моими подошвами – я лишь недавно надела сандалии на свои израненные ноги.
Моя старость
Дом за городом непременно должен быть розовым.
Или бирюзовым. Чтобы мягко контрастировать с жаром осенних листьев, а зимой выглядеть словно