варит?
– Ванюшку, – с усталой важностью поясняла малышка и даже легонько вздыхала, словно не договаривая из деликатности: ничего-то вы, взрослые, не знаете, все-то вам приходится объяснять.
– Как я вам завидую, – просто сказала Аля, глядя на них из солнечного сумрака тамбура.
– Приди ко мне, – пропищал Тимофей тоскливым голосом, кривляясь и про себя думая, что это совершенно не к месту, – в сиянье лунной ночи.
– Приду, – сказала Аля просто, ставя ногу на подножку тамбура. – Непременно. Спасибо, ребята, – добавила она уже серьезно. – Было приятно.
– Пароль не забыла? – тоже посерьезнев, озабоченно спросил Тимофей.
То ли вместо ответа, то ли не расслышав, она несколько игриво шевельнула пальцами согнутой в локте руки. Состав, выгнувшись гигантской гусеницей, медленно оползал перрон. В провалах дверей стояли разномастные проводницы. Над головами оставшихся воздух дрожал, как желе.
Остаток дня втроем с Марианной бродили по городу. Илья, не бравший отпуск два года, угодил в самый эпицентр курортного лета, и теперь ему было почти безразлично, куда направлять свой путь. Ему нравилось не считать свое время, нравились ленивые движения никуда не спешащего человека, нравилось пекущее солнце и нравилась собственная тень на асфальте севастопольских улиц. При благоприятных обстоятельствах необходимо было заехать на несколько дней в один из небольших городков Кавказского побережья, где начинался кинофестивальчик, на котором у Тимофея имелась какая-то компания. По совершенно твердым сведениям там же один их однокурсник, которого они называли Кульман, заведовал археологическим музеем, и смутно предполагалось, что они его навестят. Но пока они сидели на набережной и, наблюдая из-под солнцезащитных очков, как дети, ведомые бабушками, бросают пухлыми руками монеты в пенное подножие памятника погибшим кораблям, вяло вспоминали, сколько именно кораблей затопил здесь Корнилов полтора столетия назад и какие названия носили эти прекрасные, белокрылые корабли.
Когда закат скользнул по равелинам, ограждающим фарватер, с Северной стороны отчетливей стали слышны металлический скрежет и жужжание расчленяемой стали, и бриз урывками приносил на набережную, к ярко освещенным кафе, к людям, жалобные, отчаянные звуки прощания обреченных кораблей.
По освещенным улицам, струившимся вниз, к морю, двигался безостановочный поток разодетых девушек. Проститутки, караулившие на Большой Морской, напротив церкви, завистливо поглядывали им вслед. Увлекаемые общим направлением, у которого угадывалась некая цель, Марианна, Илья и Тимофей спустились на Графскую пристань, где почти у самой колоннады высилась какая-то серая глыба.
– Что у них тут? – изумленно произнес Тимофей, снизу вверх глядя на гигантский корабль. – Праздник у вас какой-то? – спросил он у матроса, попросившего закурить.
– Юсовцы гуляют, – неуклюже ныряя толстыми пальцами в открытую пачку, объяснил матрос.
– Что