были у нее как коралл, ланиты как розы, голос ее подобен был каким-то там звукам лютни, стан как скрипичная дека, перси как розы и чресла… м-м…
– Поэт, – кивнув в его сторону, заметил Илья.
– Я документалист, – с достоинством уточнил Тимофей. – Так вот, словом одним, необыкновенная девушка полюбила его. Настоящая пери Востока… Но тут из Генуи пришел корабль, а на нем приплыл некто Антониотто Ферузо, друг этого Джамбатисты и очень любвеобильный молодой человек. Стоило ему только увидеть эту девушку, он тут же воспылал к ней страстью и принялся уговаривать Джамбатисту уступить ее ему. И цену хорошую предложил – девятьсот девяносто девять аспров. Греческая денежка такая…
– А сколько это – девятьсот аспров? – оживившись, перебила его Марианна.
– Двадцать пять аспров – приблизительно четыре петуха.
– А сколько это – четыре петуха? – снова спросила Марианна. – На наши деньги?
– Четыре петуха это двенадцать куриц. Двенадцать куриц – одна овца. Одна овца – недорогой мобильный телефон. На наши деньги.
– Почему же четыре петуха, а не три курицы? – допытывалась Марианна.
Тимофей усмехнулся:
– Тогда уж двенадцать куриц…
– Да не слушайте вы его, – перебил Илья. – Он мужской шовинист. В общем, несколько тысяч условных единиц, – подвел он итог.
– Вот такую нелегкую задачу задал ему Антониотто, – покачал головой Тимофей.
– Чего же в ней нелегкого? – спросила Аля, нахмурившись. Так же хмуро Тимофей взглянул на нее исподлобья.
– Действительно, – продолжал он, – девушка-то необыкновенная, что здесь думать, казалось бы… Омниа, как говорится, винцет амор. А с другой стороны, подумал он, мало ли их, этих девушек, перси у них как розы, ложесна имбирные, все они из пены рождены прибоя. Подумал-подумал и выбрал несколько тысяч условных единиц, – последние слова Тимофей произносил, едва сдерживаясь от смеха. – Потому что омниа винцет бабло.
Но никто, кроме него, не засмеялся: все воззрились на него как-то озадаченно.
– А она, когда ступила на сходни генуэзского корабля, – продолжил Тимофей, давясь от смеха, – посмотрела на него с укоризной и сказала: «Что же ты хотел взять у меня, если тебе не нужно было мое сердце?» А такие прелестные вопросы могли в те времена задавать только девушки, рожденные в царстве пресвитера Иоанна.
– Странный у вас друг, – заметила Аля Илье. – Наверное, кто-то когда-то его сильно обидел, и теперь он ненавидит весь мир.
– Меня укусила злая собака, – мрачно молвил Тимофей. – Вот сюда, – он приподнял штанину и показал голень левой ноги. – А мир я ненавижу не весь, а по частям.
апрель 1970 – август 1998
Тимофей был воспитанник походных костров и дорог – больших и малых, не слишком важно, лишь бы они вели подальше от дома. Единственное, что он знал о себе точно: в нем живет талант и горит страсть неутомимого путешественника. Прививку к странствиям он получил еще в школе, и микроб