еще что за чертовщина? Кто это так шутить изволил? Живо, скачи вперед, узнай, кто посмел, и гони взашей! Позже разберемся с наглецами! – приказал князь одному из сотников и поднялся в своем возке, вглядываясь вдаль.
Пробравшись сквозь толпу к неожиданной заставе, сотник Евсей узнал самих посадника и владычного воеводу. Остальные воины, все в полном доспехе и на конях в боевой сбруе, по-видимому, тоже были из дружины светлейшего архиепископа.
– Достопочтенный князь велел узнать, кто посмел встать на пути у него и княжича? – спросил сотник громким, но неуверенным голосом. Евсей слегка опешил при виде высоких господ.
– Разве не видишь, дружинный, кто перед тобой? Кажись, не стар, а очи уже подводят. Может, на покой уже пора, помахал мечом и будет? – издевательски ответил посадник Гаврила Фомич, щуря свои и без того крошечные глазки.
Сотник не знал, что ответить. Ситуация накалялась.
Князь Ярополк потерял самообладание, выскочил из возка и, позабыв об осторожности, сам направился к мосту, расталкивая зевак.
– Как смеешь ты, собака, стоять на пути у князя? – заорал он на посадника, и лицо его побагровело.
– Не серчай так, государь надежа! Далеко ли путь держишь? – все с тем же сарказмом отвечал Гаврила Фомич. – Ах да, в дом премудрости Святой Варвары, княжичу постриг принимать пора. А зятька своего, короля иррозейского, позвал на чествование? Вы же с ним в последнее время не разлей вода!
– Что ты такое несешь, окаянный? По какому праву не даешь мне проехать? Иль ты думаешь, что раз ты посадник, так тебе закон не писан? Князь все равно тебя выше, даже в Гривнограде!
– Твоя правда, вот только выше всех – народ гривноградский. Вече честное – вот кто над всеми нами голова. А вече не только князь, но и Совет господ созвать вправе. И нынче самая пора! – сказал Гаврила Фомич с плотоядной улыбкой, обнажая свои редкие зубы.
Несмотря на то что на дворе стоял июль, на его плечи был накинут нараспашку желтый бобровый кожух; сытое брюхо посадника не мог скрыть даже мешковатый опашень.
– Что ты несешь? Какая такая пора? В княжий постриг Вече собирать! Неужто до завтра не терпит, по какому праву святой обычай хулишь, пес?
– Все понимаю, княже, ты уж не обессудь, надежа! Да дело дюже важное для всей земли Гривноградской и отлагательств не терпит, никак… Об измене дело, стало быть, – продолжал он после небольшой паузы, – о твоей измене, княже, Господину Гривнограду Великому! Да, да, все нам ведомо – про то, как в Иррозею, к тестюшке своему за подмогой наведывался, войска просил, чтобы боярские дружины извести. Как купцам иррозейским сулил мыты все с них снять. И, самое-то прекаверзное …. язык бы не отсох у меня, такое вымолвить… Сулил веру их принять и весь люд гривноградский перекрестить, а кто не захочет – того мечу придать до огню!
Посадник нарочно говорил медленно и громко, чтобы его услышало как можно больше людей. Толпа тут же взволновалась, восклицания и шепот прокатились