ри. Иногда ей начинало казаться, будто бы дверь расплывается, покачивается, становится мутновато-мармеладной, и стоит только приблизиться к ней и попробовать шагнуть, как нога увязнет в тугой мягкости, а там… Вот о том, что происходило за дверью, она старалась не думать. Было страшно и очень больно. А еще она злилась, она никак не могла понять, как могло произойти, что ей, и без того невезучей и несчастной уже по факту своего рождения, приходится теперь терпеть и это. За что? Почему одним – все, а другим – ничего? Некоторые сейчас сидят в теплой квартирке и попивают чаек (или кофе, или шампанское, или просто красное вино), прислушиваясь к биению сердец и к завыванью февральского ветра за окном. А другим (ей, к примеру) приходится сидеть на ледяной лестнице и завывать самой от боли и унижения?.. Неужели мир устроен таким образом, что в нем нет порядка и никто там, наверху, не контролирует распределение счастья и горя? Кто-то не может закрыть холодильник из-за того, что он переполнен, а другие страдают от элементарного голода?
Сначала замерзли пальцы рук. Не спасали даже перчатки, и Тина пожалела, что не надела толстые вязаные варежки. Потом стали неметь ноги, обутые в меховые ботинки. Тонкие и вполне даже ничего выглядевшие ботиночки на натуральном меху. Ну не в валенках же ей было сюда приходить? Потом она сама, как ей казалось, начала примерзать к ступеням.
И вот приблизительно тогда-то и раздался звук отпираемой двери и легкие шаги. Она почему-то сразу подумала, что это Тамарка идет выбрасывать мусор. И кто только придумал эти мусоропроводы? Эти вонючие колодцы отбросов, в которых благополучно жиреют крысы? Очень страшное место, если разобраться, просто дьявольское. Не зря же именно туда отчаявшиеся молодые мамаши выбрасывают своих нежеланных новорожденных детей…
– Тина? – У пахнущей домашними пирогами Тамары округлились глаза. – Зачем ты здесь? И давно?
– Давно… Сама знаешь.
– А чего ко мне-то не зашла?
– Зачем?
– Ну… Поговорить, погреться. Да ты сошла с ума! Нельзя так! Ты же придатки застудишь! Или вообще схватишь воспаление легких и умрешь! Чего ты этим добьешься?
– Одной дурой станет меньше… И в классе одной бездарной ученицей – тоже.
– Ну, точно дура. Быстро поднимайся, и пойдем ко мне…
– Нет. Я не пойду.
– Но ты же замерзнешь!
– И пусть!
Она почувствовала, как к лицу прилила кровь и в глазах защипало. Еще немного, и она разрыдается здесь, на лестнице, чего уж никак нельзя допустить.
Между тем Тамара деловито взяла ее за руку и потянула на себя.
– Быстро поднимайся. Не сходи с ума, Тина! Он этого не стоит. Прошу тебя, пойдем, иначе может случиться непоправимое… На улице холод и ветер… ты на самом деле можешь простудиться. А я-то дура какая! Зачем позвонила и рассказала? Теперь, если что случится, я себя винить буду. Тина, пожалуйста, вставай!
– У тебя родители, я не могу… Что скажу?
– Да что особенного в том, что ко мне пришла подружка с ночевкой? Подумаешь? Обычное дело!
Тина уступила. Инстинкт самосохранения дал себя знать. К тому же она так ясно представила себе, как уже входит с Тамарой в ее теплую квартиру, как забирается в ванну, до краев наполненную горячей водой.
– Да, ты права… – в голосе ее звучали слезы. – Только ванну мне налей… И чтобы вода была горячая… Я не знаю, что со мной, но так хочется в горячую воду…
– Вот умница. Пойдем-пойдем… Бедняжка… А я-то хороша?!
Уже перед тем как войти в квартиру Тамары, Тина обернулась и последний раз взглянула на дверь, которая сейчас выглядела огромной, нелепой и почему-то страшной.
– Пойдем, мама уже спит, мы с тобой, после того, как ты, конечно, согреешься, попьем чаю. Мама испекла такие пирожки… И вообще, Тина, жизнь прекрасна…
«Только не для меня», – с горечью подумала Тина и судорожно вздохнула.
2
4 февраля 2010 г.
Вот уже два дня как они гостили в Москве. Валерий Николаевич, старинный друг мужа, пригласил на юбилей. Ирина откровенно скучала, поскольку за столом (холеному розовощекому человеку с ухватками успешного бизнесмена исполнялось пятьдесят лет) не было ни одного знакомого лица. Не с кем поговорить, да и желания знакомиться, скажем, с женами приятелей Валеры тоже не было. Все они, москвички, казались Ирине чужими, заносчивыми и недоброжелательными. Однако надо же было получать удовольствие хотя бы гастрономического толка, поэтому она, забыв про свои саратовские диеты и привычный образ жизни, спокойно поедала вкуснейшие салаты, закуски, сравнивая их с тем, что готовила сама.
Несмотря на то, что Валерий Николаевич мог бы себе позволить отметить юбилей в каком-нибудь дорогом московском ресторане, семья решила пригласить самых близких друзей и родственников домой. Поэтому на столе было много самодельных овощных консервов и вкусных пирогов. Ирина, женщина волевая, при других обстоятельствах ограничилась бы легкой и низкокалорийной едой. Здесь же, среди чужих людей, которые уж точно не стали бы упрекать