и глаза опустит. Как девочка какая стала, честное слово. Даже перед соседями неудобно. А вдруг они уже заметили чего? А вдруг они уже поняли.
Однажды Ася по рассеянности рассказала об этом несчастье Софье Михайловне. Та немного подумала и сказала:
– Да ты влюбилась, подруга!
Асю как током ударило.
– Не может быть!
Ася уже успела забыть, что на такие подвиги способна. И вообще, какая может быть любовь в семьдесят лет? Когда уши не слышат, глаза не показывают и руки по утрам какие-то ватные – не свои. Спина ладом не выпрямляется, ноги в коленях болят, в голове шумит что-то. Как морской прибой.
– Ты влюбилась, – повторила по телефону Софья. – Он нестарый ещё? Твой избранник.
– Да как нестарый. Ему тоже за семьдесят.
– Значит, два сапога – пара, – нето съязвила, нето порадовалась Софья.
– И чего теперь? – упавшим голосом переспросила Ася.
– Забудь и выбрось из головы.
– Не могу.
– Почему?
– Видимо у меня в голове ничего путного нет. Пусто. Выбрасывать нечего.
– Ну, тогда расскажи ему обо всем.
– Как? Я когда его вижу – у меня язык отнимается и в груди что-то трепещет, – призналась Ася.
– Тогда не говори пока ничего… Вот будем вместе гулять. Ты мне его покажешь – я с ним заговорю. Посмотрю, как он отреагирует.
– Неудобно, – промямлила Ася.
– Он не один живет? Или один?
– Кажется один.
– Квартира у него большая?
– А какое мне дело до его квартиры, – обиделась Ася. – У меня своя немаленькая. Какое мне дело? И вообще, зря я тебе это всё рассказала.
Ася обиделась и положила трубку. И с какой стати Софья ей советы дает, как поступать? Кто она такая? Даже если Ася человека полюбила, она сама должна решить, как ей жить дальше. Что говорить, что делать. Да может быть она ничего и делать-то не собирается. Для чего ей? Как жила, так и будет жить. Вот только весна эта дурацкая пройдет и всё. И сразу ей легче станет. Вот только весна пройдет.
Ася нерешительно подошла к зеркалу. Посмотрела на себя с боку в анфас. И тут ей показалось, что правый глаз у неё чуть больше левого. И брови опустились… Да, опустились брови и вытерлись. Это точно. Это не кажется пожалуй. Начало у бровей есть, его ясно видно, а конец исчез куда-то. Ася приподняла указательным пальцем одну бровь, потом другую. Совсем безбровая стала… И с какой стати Павел Борисович должен на такую внимание обратить? Что он с ума сошел, что ли?
Хотя… он тоже не лучше. Седой весь, сгорбленный, с тросточкой ходит. Она хотя бы без тросточки передвигается пока и то уже хорошо. И не горбатая она. Ася что есть силы выгнула грудь. В спине что-то хрустнуло. Совсем не горбатая. Прямая как палка.
Ася надела очки, присмотрелась к своему лицу получше и заметила под левым глазом темное пятно. Кажется, этого пятна