случае – тюрьма, ну, а в худшем – сам знаешь что. Жить спокойно ты уже не будешь, не дадут.
– Тихо! Я спокоен. Я внимательно тебя слушал. Ты во многом прав. Пожалуй, не стоит пока раскрывать себя. Но я тебе клянусь, что только ступит моя нога на сушу, больше меня никто не увидит. Чья бы ни была та суша, я все равно уйду. Уйду только потому, что в Союзе я навсегда останусь изгоем и, буду преследуем, если раньше не расстреляют. Жизни мне не будет.
– Я рад, что ты стал кое-что понимать, даст бог, вернешься к разуму и станешь рассуждать иначе.
В этот же день на послеобеденной тренировке Анатолий был неузнаваем:
– Привет всем, – озорно блеснув глазами, сказал он, а, проходя мимо меня, даже пытался щелкнуть по носу.
– Вроде прошла хандра, – успокоившись, думал я. – Дай-то бог.
– Ты снова прав, – сказал он мне после занятий. – Я все обдумал и успокоился. Слишком уж открыты, получаются мои переживания и эмоции для окружающих. В наших условиях, то, о чем думаешь, должно храниться только в собственной душе, если эти вещи серьезны. Но ты мне симпатичен и только с тобой я могу быть откровенен.
– Польщен, – ответил я.
– Это не лесть, – продолжил он. – Трудно одному, с огромным грузом мыслей, находиться в большом коллективе и ни с кем не делиться этим грузом. Поделившись не с тем, можно накликать на себя беду, а, не поделившись, можно сойти с ума. Ты, можно прямо сказать, предупредил меня от глупостей. Когда я сорвался в истерике, ты старался завуалировать мое поведение и скрыть мои мысли, сорвавшиеся с языка, не только от офицеров службы внутренней безопасности, но даже от коллег, которые могли оказаться не совсем надежными. Потому-то я и считаю, что только с тобой я могу быть откровенен. Но ты не бойся, я вовсе не предлагаю тебе разделять мое мировоззрение и постараюсь не накликать на тебя никакой беды. Вот и все, что я хотел тебе сказать.
Вечером этого же дня, мы вновь встретились с Деминым. Нам одновременно пришла в голову мысль проверить наши акваланги. Их, конечно, можно было и не проверять, все честь по чести, лежат в каптерке в сухом месте, в чистоте и в порядке. Костюмы находятся там же, только в шкафу, оружие – в сейфе. Мы уже неоднократно щупали их, примеряли костюмы, ласты, подгоняли по себе маски. Я только смахнул пыль с акваланга, переложив его с места на место. Но Демин отнесся к этому делу более серьезно. Он одел на себя полностью все снаряжение, после чего долго топтался на месте, подгоняя ремешки и заправляя трубки. Наконец, оставшись довольным всем своим снаряжением и собой, аккуратно все снял с себя и бережно уложил на место. В то время, когда он был полностью одет, а я смотрел на него, мне казалось, что Демин готовится к погружению. Мне казалось, что он вот-вот развернется, выйдет из каптерки, подойдет к борту корабля и, неловко перевалившись через ограждение, прыгнет в бездонную пучину океана, преследуя свои намерения не участвовать во всей этой нашей кампании.