подругу-тучу —
что молчишь? Греми громами!
Небо зонтом нахлобучу
над промокшими домами.
Что-то боги перепутали —
октябри теперь в июне:
дождь серебряными путами,
ветер по небу на шхуне.
Вновь берёзы ветви свесили,
все вокруг дождями пьяны.
На душе светло и весело,
сладко, розово, piano[3].
«Сияют, словно бок блесны…»
Сияют, словно бок блесны,
в лучах немеркнущего света
осколки прожитой весны,
наброски будущего лета.
Жасминовое облако
И солнечно, и день уже в разгаре.
Заманчиво сияет небосвод.
Над городом в изящном белом сари
жасминовое облако плывёт.
Ветра-менестрели
Мне ветры буйные стелили
к ногам седые ковыли.
Они кочевниками слыли,
а были просто бобыли.
Вот и сегодня нежным звоном,
небрежной дудочки игрой
они пройдут по тихим склонам
над мира чёрною дырой.
На флейте радужного неба
сыграют с ними облака.
Земля – кусок ржаного хлеба,
кувшин парного молока.
Я знаю: им, конечно, глянутся
лучей дрожащие персты.
Колосья дружно к солнцу тянутся,
как золочёные кресты.
Ветра-бродяги менестрелями
давно блуждают по земле.
Уходят звонкими апрелями,
чтобы вернуться в сентябре.
«Сменился ночью вечер жаркий…»
Сменился ночью вечер жаркий —
и небо звёздами рябит,
а месяц безрассудно яркий
как будто гвоздиком прибит.
Едва заметная прохлада
прокралась мне за воротник,
а силуэт ночного сада
к окну потухшему приник.
Он караулит наши мысли,
наш кратковременный покой.
И млечный путь, как коромысло,
Висит над дремлющей рекой.
Фрегат
Над заливом облака —
словно сахарная вата.
Как заманчиво легка
поступь быстрого фрегата!
В парусах стесняя дух,
он волну морскую режет,
и канатов крепкий скрежет
завораживает слух.
«Солнце село за Кара-Даг…»
Солнце село за Кара-Даг.
Розов цвет резного утёса.
И луны бледно-белый флаг.
И полынный дурман откоса.
Луч ползёт по седой гряде.
Сердцем слушаю шум рапана.
В предзакатной вечерней мгле
строгий профиль Максимильяна.
Безграничен души полёт,
парапланы парят безмолвно.
И уже ничего не в счёт:
ни «как будто», ни «вдруг», ни «словно».
«Я замираю от восторга…»
Светлый мир наш смел и светел…
Я замираю от восторга,
когда божественно с утра
сияет